Чао, Италия!
Шрифт:
То есть, во времена Гоголя он был засыпан, а писатель, кстати, был одним из лучших гидов по Риму, он обожал «угощать» своих друзей Римом.
Он, по воспоминаниям современников, приводил своих друзей к Колизею, поднимался на уровень засыпанной землей арены и предлагал просто лечь на спину. Прямо на густую траву.
Я представляю себе, как Жуковский с пузиком, отставляя цилиндр в сторону и несколько недовольный, подавляя недоумение, ложится на траву. И Николай Васильевич, когда все занимали горизонтальное положение, предлагал им смотреть в небо и
Такие у него были экскурсоводческие шутки.
Идите в баню!
У итальянцев есть поразительное умение извлекать выгоду из всего из чего можно. Тут их можно сравнить только с Остапом Бендером, который собирал деньги на провал, «чтобы не очень проваливался».
Удивительно, как итальянцы, при их предприимчивости, не используют Колизей как арену по ее первоначальному назначению.
Ведь это весьма распространенное явление в сегодняшнем мире. Это работает во многих странах.
И в самой Италии ее самый крупный оперный центр Arena di Verona – это тоже римский цирк.
Вообще-то римские цирки разбросаны по всей территории римской империи, потому что римляне действительно требовали «хлеба и зрелищ». Но если хлеб поставляли колонии в виде масла, зерна и налогов, то зрелища должны были поставлять местные власти.
Поэтому приходилось строить цирки. Причем, везде.
Доходило до смешного: ставился в какой-то отдаленной точке военный гарнизон, и немедленно «главное политической управление древнеримской армии и военно-морского флота» за год строило цирк.
Игнорировать интересы армии было нельзя – тогда нравы были суровее и народные желания выполнялись неукоснительно.
Arena di Verona – это лучшие спектакли каждый сезон. Причем оперы из античных времен, например, «Аида», в этом цирке смотрятся потрясающе. Совсем другой эффект.
– Но я не представляю, как ставить «Аиду» в Колизее, – возмутился я. – Просто я не могу представить себе огнетушитель, висящий на колонне, которой две тысячи лет, и стоящий рядом ящик с песком. И мне трудно вообразить тысячу уборщиков, собирающих после спектакля тысячи банок из-под колы. Не вяжется как-то.
Кстати, знаешь, что меня поначалу в Риме буквально шокировало? То, что они руины не восстанавливают, а только консервируют.
Смотришь на стоящую колонну, а она составлена из старых и новых фрагментов, однако, новые выделены, чтобы ты это сразу заметил.
Конечно, руины подавляют и восхищают великолепием, дают ощущение времени, но я хотел бы, чтобы они все восстановили, чтобы увидеть эту историю в ее прошлом великолепии. Но итальянцы почему-то ко мне не прислушиваются…
– Я понимаю это твое желание, – мягко заметил Алексей, – но тут следует сказать пару слов даже не об итальянской архитектурной школе, а несколько шире – об их школе отношения к древностям.
«Новодел» – это вообще-то бранное слово, но оно бывает оправдано с точки зрения исторической, эстетической, даже
Вот я знаю несколько примеров, когда такой новодел даже становится символом чего-то.
Например, я понимаю смысл восстановления храма Христа Спасителя в Москве. Смысл этого новодела был попрать само существование чудовищного бассейна, в котором я когда-то успешно плавал, – то есть это, кто бы что ни говорил, прямой жест справедливости.
Есть эстетические примеры новодела – например, знаменитый храм Гарни на армянском нагорье.
Представь себе, над огромным пространством, как это может быть только на Кавказе, площадка наверху горы, где с давних времен просто лежали сваленные колонны и камни.
И вот в какой-то момент – по-моему, это все же было в XX веке, – приняли решение: да, этот храм, конечно, не восстановишь, но давайте мы сделаем так, чтобы эти колонны хотя бы стояли.
Я никогда в жизни не забуду, как подъезжал на машине к этому месту. И вдруг увидел, как на высокой скале, как бы устремленный, как бы летящий в небо, стоит этот маленький Парфенон, который царствует над всем горным пространством.
То есть, иногда с эстетической точки зрения имеет смысл в точке, где пересекаются пространства и эпохи, поставить новодел. Но это будет современный памятник той эпохе.
Что касается Италии – тут что-то подобное пытались делать.
Те, кто был в Колизее, видели: там даже восстановлена часть арены – положили деревянный настил. И там играли какие-то древнегреческие пьесы и трагедии для нескольких сотен гостей. Но, от этого, в результате, отказались.
– Теперь давай посмотрим на другой гигантский памятник древнеримской эпохи – на Термы Каракала, – продолжил Букалов.
Термы Каракала – это как бы древнеримский «банно-прачечный трест», расположенный на пространстве, где уместился бы хороший стадион. То, что это хорошая концертная площадка все знали давно: еще во время римской Олимпиады 1960 года там пели Паваротти, Доминго и Каррерас.
Но, возвращаясь к истинному назначению Терм, нужно заметить, что это, по-простому, гигантские бани, что говорит о любви римлян к этому чудесному процессу.
Можешь себе представить, что кроме этого огромного комплекса в Риме было несколько тысяч бань. Я уже не говорю, что было много частных, личных бань, но было и огромное число публичных.
Это был один из немногих столичных городов мира, который не пользовался водой из реки, на которой он стоял.
Кстати, римляне до сих пор не пользуются водой из Тибра. А в те времена они проводили воду по акведукам, воду горных чистых источников из ближайших холмов Castelli Romani по изобретенному ими водопроводу. Из этих гор, в предместьях Рима, где царствуют два вулканических озера Albano и Nemi, где летняя резиденция Папы Римского, это примерно 30 километров от столицы, именно оттуда поступала вода.