Чародеи. Пенталогия
Шрифт:
Дэвид подумал, чего бы спросить еще. Хеллаэнский Орден его заинтересовал.
— Селпарэлиты, Ткачи Заклятий — они называют себя так потому, создают свои заклинания быстрее и лучше, чем до посвящения? Ткут заклятья, как пауки — паутину?… Или для такого названия существует иная причина?
— В первую очередь, думаю, причина именно эта, — заверил его Фольгорм. — Само волшебство селпарэлитского узора основано на двух системах Высшего волшебства, которые не имеют в Сущем никакого зримого воплощения. Вообще, они считаются взаимоисключающими, и адепт одного не может стать адептом другого, но Гельмор каким–то образом умудрился пройти
— Странное какое–то название, — сказал Дэвид. — Может, Сияющие Белые Нити? Так как–то получше звучит…
— Если бы называл ты, я не сомневаюсь, что звучало бы «получше», — недовольным тоном ответил Фольгорм. — Но вообще–то это волшебство было открыто людям могущественными духами, обитающими на глубинных пластах этих двух стихий, и им уж виднее, как называть волшебство, которое они сами, вероятно, и создали же.
— Что это такое «Нити Сияния»? Ерунда какая–то. Как у сияния могут быть какие–то нити?
— Дэвид, успокойся, — шикнула Идэль. — Если дядя Фольгорм говорит, что так правильнее, значит так правильнее.
— Вот–вот, — Фольгорм назидательно покачал пальцем. — Послушай мудрую женщину.
— Я и не думал возражать… Можно я не буду бить тридцать три извинительных поклона? Передо мной тарелка с салатом, мастер… Так вот, я не возражаю. Я просто не понимаю.
— Увидишь как–нибудь — поймешь.
— Я не ошибусь, что с этими сияющими нитями… или как их там… с ними умели работать и до Гельмора?
— Да, правильно. А он объединил это волшебство, и создал свое. Узор селпарэлитов равно улавливает и Свет, и Тьму. Те, кто осваивал Высшее Волшебство Нитей, утверждали, что и Черные, и Белые Нити Сияния подобны далекому солнцу или некоему кругу из движущихся лучей чистого сияния, часть из которых отходит от своего источника подобно лучам. Гельмор перехватил и те, и другие — «лучи» и соткал из них свою паутину. У Ордена и символ такой — паутинка.
— А этому Высшему Волшебству селпарэлитских адептов учат? — спросила Идэль.
Фольгорм кивнул.
— Но только надежных и полноправных членов Ордена, как ты понимаешь.
— А что вообще позволяют делать эти ниточки? — поинтересовался Дэвид.
— На их базе можно создавать заклинания особого типа. Что–то среднее между классикой и Формами. В этой магии очень сильна стихиальная составляющая, но плетутся заклинания во многом так же, как обычные системные. Вместе с тем классикой Нити ты не опишешь, а вот Нити запустить в классическое заклинание и взять под контроль его нервные узлы в большинстве случаев можно легко. С другой стороны, у Нитей нет того разнообразия, которое предлагают классика и Формы. Это магия с довольно узким спектром действия. Эффективнее всего использовать Нити для разрушения чужих энергетических полей, поглощения энергии, вскрытия заклинаний, к которым никак не удается подобрать отмычек обычными методами и тому подобных вещей.
9
Лийеман пришел на подземный вокзал за полчаса до отправления своего электропоезда — он помнил, как в Рикине он едва не опоздал на поезд, залюбовавшись людским потоком и мраморной отделкой вестибюля. С точки зрения кильбренийского обывателя, в подземных станциях и электропоездах
Он сел в электропоезд 1–го класса на одной из платформ минус четвертого уровня. Бросил вещи в купе и прошел в общий вагон. Он еще не определился, что будет делать — ссориться с молодыми дворянчиками или знакомиться с девушками. В идеале, можно было совместить эти два занятий, чтобы не скучать во время пути. Вид книги в руках какого–то пожилого пассажира вызвал у него приступ отвращения. Целых семнадцать лет он только и видел, что книги. И еще обучающие кристаллы. И еще големы — в качестве партнеров для спарринга. Никакого живого общения до того, как началось это Приключение. Это так здорово, когда кто–то бесится от ненависти к тебе. Или когда женщина в твоей постели содрогается в пароксизме страсти. Или когда кто–то до коликов тебя боится. Или когда кто–то катается по полу, дико хохоча над твоей шуткой. В такие минуты сразу чувствуешь, что рядом с тобой живой человек, а не оживленный колдовством механизм. Поразительное ощущение.
Подраться не получилось: Лийеман отыскал всего лишь одного, подходящего для таких целей, дворянчика, но и тот струсил, когда дошло до дела. Начал извиняться и вообще потерял лицо. Наверное, ему не понравился нехороший блеск в Лийемановых глазах. Лийеман хотел крови, ненависти, боли, а потом, может быть, и страха — и не задумывался о последствиях. Точнее сказать, он делал что хотел и не слишком переживал из–за последствий, которые в итоге возникали. Смерть его не пугала — он вообще о ней никогда не думал, а ко всему остальному он относился как к открытию — впрочем, для него оно и было открытием. Дворянчик, видимо, почувствовал, что его будущий противник совсем без тормозов, и предпочел замять ссору. Лийеман был разочарован.
Позже он познакомился с молодой парой — просто подсел к ним и, не обращая внимания на напряженные взгляды, начал разговор, и через десять минут они уже стали лучшими друзьями. Девушка — симпатичная и умная, но совсем не сексуальная — привлекла его как собеседник, и не более того, а с ее парнем ссориться было неинтересно — он явно не умел держать меч в руках. «Вызывать слабого противника — значит позорить себя» было написано в «Кодексе», а «Кодекс» до начала Приключения был настольной книгой Лийемана.
Просто так, в доброжелательной атмосфере общаться с людьми даже о чем тоже было по–своему приятно. Они увлекались своими книгами и театром не меньше, чем иные бывают увлечены болью, гневом или сексуальным влечением. Они жили в воображаемых мирах, создаваемых искусством, и эта сторона человеческой жизни понравилась Лийеману. Он и не думал, что можно так сильно переживать из–за каких–то выдумок.
До Орбидо электропоезд шел больше суток — ехать, в общем–то, не так далеко, но как всегда — извилистый маршрут с кучей остановок.