Чародеи. Пенталогия
Шрифт:
— Верно, — кивнул Фольгорм. — А что делает попавший в такую ситуацию? Либо мобилизует все силы и все–таки вырывается из ловушки, либо паникует и начинает совершать глупости… Одну глупость Вилайд уже сделал. Если бы герцог не паниковал, думаю, он придумал бы, — взгляд в сторону Идэль, — как связаться с тобой, чтобы об этом в твоем окружении не узнали.
— Я так и подумал, что он считает меня шпионом, — усмехнулся Дэвид. — Нелепо как–то…
— С твоей точки зрения — может быть. Но у Вилайда точка обзора — другая. Часть того, что видит каждый из вас — реальна, а другая часть — иллюзорна. Вот только вы не знаете, какая из частей какая, подлинными кажутся обе. Это и к любому другому высокорожденному относится.
— У меня созрел вот какой вопрос, — сказал землянин. — А кто станет главой Ниртога, если Хаграйд вдруг умрет? Вилайд? Или есть другие кандидаты?
— Все высокорожденные — как принадлежащие к старшим ветвям, так и к младшим — вообще все члены клана собираются вместе и выбирают претора. Свои кандидатуры на этот пост выставляют только представители старших ветвей. Если все старшие уничтожены… Ну, у нас такое до сих пор происходило только один раз, с кланом Аминор шестьсот лет назад. Клан мог развалиться, но Юлианар предпочел сохранить его, отдав власть одной из младших семей — то есть попросту сделал одну из младших семей старшей. Оправляться от нанесенного удара Аминор начали лишь относительно недавно, а до этого долгое время эту новую старшую семью многие просто не рассматривали всерьез… Хотя нет формального запрета на то, чтобы претор происходил из младшей семьи, он всегда выбирается из старшей. Выбранный становится главой клана пожизненно, но в случае появления сильной оппозиции ему может быть вынесен вотум недоверия, и тогда происходит переизбрание. Вилайд уже два раза пытался таким образом свалить Хаграйда — и каждый раз Хаграйд выигрывал с минимальным перевесом. У них там непростая, в чем–то патовая ситуация. Каждому представителю как старших ветвей так и младших на общих собраниях принадлежит по одному голосу Но старших высокорожденных совсем немного, а младших у них там чуть ли не полсотни. То есть хотя младшие и не выставляют своего лидера, решают, кто будет лидером, именно они. А они, мало того, что разделены поровну между Хаграйдом и Вилайдом, так еще вдобавок связаны между собой многочисленными браками и кровным родством. Хаграйд и Вилайд с удовольствием затеяли бы тотальную войну друг с другом, но тот, кто станет активно продвигаться в этом направлении, немедленно начнет терять очки рейтинга среди младших семей, потому что им война совершенно не нужна. Поэтому оба высоких герцога Ниртога ограничиваются мелкими пакостями, направленными на то, чтобы разозлить противника — ну скажем, это может быть экспроприация спорных территорий, создание невыгодных условий для торговых компаний, работающих на противника, шпионаж и финансовая поддержка непопулярных чиновников в чужом стане — в общем, тут большой спектр развлечений. Периодически они устраивают и что–нибудь посерьезнее — и тогда либо в партии Вилайда, либо в партии Хаграйда образуется новый труп, но полномасштабную войну развязать все–таки не могут.
Если Хаграйд умрет от руки Вилайда, война, конечно, будет. Целостности на этом пути дом Ниртог так и не обретет, и немало нынешних союзников Вилайда отвернутся от него. Думаю, герцог это хорошо понимает. Если же Хаграйд скончается вдруг сам по себе — или, по крайней мере, если Вилайд сумеет убедительно доказать свою непричастность к его смерти — в этом случае, я почти не Сомневаюсь, верх возьмут ита–Жерейн. Нерамиз не обладает нужными качествами, а ветвь ита–Хейн, из которой происходят Фэбран, Сераймон и Эйни… не знаю. Скорее всего, они попытаются что–то сделать, как–то перехватить власть. Но у них меньше влияния среди младших домов, чем у Вилайда. Кто–то обязательно останется с Нерамизом. В общем, в случае смерти Хаграйда в его собственной партии произойдет раскол. Я так думаю.
— А ведь Вилайду было бы выгодно изобразить дело так, как будто бы Дифрини и Дагуара убил Хаграйд, а не кто–то еще, — задумчиво проговорила Идэль. — Может быть, я слишком цинична, но странно, что он не захотел воспользоваться таким случаем. Скоренько состряпать какие–нибудь улики против претора, запустить эту информацию среди младших семей…
— Может быть, он так и сделает, — хмыкнул Фольгорм. — Ты подай ему идею.
— Фи, дядя. Пачкаться я не стану. Использовать только что убитых родственников, чтобы слегка повысить свою популярность в клане… Нет, до участия в таких вещах я еще не созрела. Просто странно, что Вилайд об этом не подумал.
— Полагаю, Ксейдзан слишком сильно его напугал. Тут уже не до политических расчетов, когда сидишь и гадаешь, кто следующий на очереди: ты или твои дети.
— Значит, ты тоже считаешь, что это Ксейдзан?
— Я не знаю. — Фольгорм покачал головой. — Я говорю с точки зрения Вилайда: он–то уверен, что все это устроил гэальский претор.
Какое–то
Фольгорм решил сменить тему.
— Ну а ты, Дэвид, — обратился он к землянину, — чем нас порадуешь? Как дела в Гэале? Они хотя бы попытались наладить с тобой контакт? Или молчат, как рыбы, со дня того совместного обеда?
— Пытались, — кивнул Дэвид. — Как раз завтра я снова встречаюсь с Тахимейдом в его владениях. Обещана верховая прогулка.
— Снова? Почему ты мне не сказал? — быстро спросила Идэль.
— А в чем дело? Ты ведь не извещаешь меня о каждой беседе с родственниками. Пока ничего такого, о чем стоило бы рассказывать, в моих разговорах с гэальцами не звучало. В данный момент они лишь присматриваются ко мне, и нелепо думать, что будет сказано что–то серьезное.
— А ты уже способен оценить, что в этих разговорах серьезно, а что нет? — пробурчала Идэль.
— Ну знаешь ли… По–твоему, я, что, совсем тупой?
— Я этого не говорила.
— Но из твоих слов получается так.
— Тебе виднее, как получается… — огрызнулась Идэль.
— Одно удовольствие смотреть, как вы воркуете, — рассмеялся Фольгорм, за что получил мрачный взгляд со стороны принцессы уже в свой адрес.
— Вообще был один момент в нашей с Тахимейдом беседе, вызвавший у меня недоумение, — Дэвид прожевал кусочек сужо и продолжил: — Хотя мы беседовали первый раз в жизни, Тахимейд зачем–то решил рассказать про любовницу своего отца. Мол, какие у них были хорошие отношения… «У них» — это у Тахимейда с Лидией. Я не понял, зачем он об этом заговорил, а спросить постеснялся. Это что, в обычаях Гэал? Это, вообще, нормально — по меркам вашего мира — когда высокорожденный имеет любовницу, а его сын рассказывает о ней постороннему человеку так, как если бы речь шла о члене семьи?…
— Норма понятие растяжимое, — Фольгорм пожал плечами. — И для каждого слоя общества нормы свои. Простолюдину и уж тем более дворянину в такой ситуации общественная мораль приписывает испытывать негативные эмоции к любовнику или любовнице, которые как бы вторгаются в семью и нарушают ее порядок. Но высокорожденные — вне общественной морали, я уже упоминал о нашем полубожественном статусе в глазах обычных кильбренийцев. В большинстве случаев семьи создаются вследствие политических расчетов. Конечно, есть и чувства, но они не на первом месте. Кто–то ревнует супруга или супругу к связям на стороне, кто–то к ним безразличен. Открытая демонстрация и того, и другого равно допустимы. Это дворянину общество предписывает вызвать на дуэль того, кто оскорбил святость супружеского ложа… А если появляется любовница у мужа, жена обращается к своим родственникам за защитой, и в идеале ее отец или брат должны либо серьезно наказать мужа, либо даже убить его на дуэли. Но мы свободны от всех этих условностей. Мы сами определяем тот порядок вещей, в котором живем, и сами для себя являемся источником моральных норм.
— Пусть так, — согласился Дэвид. — Пусть даже у них были нормальные отношения — мне–то, собственно, какое до этого дело? Мне непонятно, зачем Тахимейд рассказал об этом мне. Как будто это какая–то архиважная вещь, которую я должен узнать прямо на пороге, еще толком даже не войдя в клан…
— Твоя проблема, — ответил принц, — в том, что ты смотришь на все исключительно со своей точки зрения. Как будто реальность одинакова для всех и все видят ее так же, как ты. От этой иллюзии давно пора избавиться, к жить станет гораздо легче. В магии ты уже понимаешь, что это иллюзия, что видимый мир лишь картинка перед твоим лицом, но в других сферах по–прежнему думаешь, что твое восприятие объективно и у всех — такое же. Чтобы понять логику Тахимейда, поставь себя на его место.
— Я пытался, — сказал Дэвид, — но я слишком мало его знаю и не понимаю пока, как он думает. Мне не ясны мотивы его поступков.
— Ни черта ты не пытался, — резко бросил Фольгорм. — Подумай, кто ты для него? Кем ты себя выставил? Ты — потомок Хэбиара и происходишь от сына, которого Хэбиар заделал где–то на стороне. Твоя линия, по твоей же легенде — появилась вне брака, в каком–то чужедальнем мире. Для Гэал ты сам — как бы незаконнорожденный. Зачем Тахимейду при тебе упоминать о любовнице своего отца и еще подчеркивать при этом, что у них были хорошие отношения? Разве это не очевидно? Упоминая об этом, он говорит тебе прямым текстом: к связям папочки на стороне я отношусь совершенно нормально, не теряйся, значимо то, что у нас обоих кровь Хэбиара, а не то, что наши линии происходят от разных женщин…