Чародей поневоле
Шрифт:
«А она полностью готова к бою,» – подумал Род.
– Так говори же, – сказала она, глядя свысока на склонившегося перед ней человечка. – Но поторопись, смерд.
Глаза Дюрера вспыхнули от такого обращения. Прозвище «смерд» было зарезервировано за крестьянами. Однако он сумел сохранить почтительный вид.
– Ваше Величество, умоляю Вас без промедления выслушать петицию Великих Лордов, ибо они крайне возбуждены.
Катарина нахмурилась.
– А к чему мне оттягивать это? – Дюрер закусил губу и отвел глаза. В глазах Катарины вспыхнул гнев. – Продолжай, смерд, – приказала она. – Или ты хочешь сказать,
– Ваше Величество... – неохотно начал Дюрер, затем выпалил скороговоркой:
– Я слышал, на суде сегодня должно быть заслушано дело двух крестьян...
– Верно, – поджала губы Катарина. – Это дело было рекомендовано мне тобой, Дюрер.
Человечек злобно глянул на нее, но затем вновь надел маску покорного просителя.
– Я подумал... я слышал... я боялся...
– Чего ты боялся?
– Ваше Величество в последнее время уделяет особое внимание своим крестьянам... – Дюрер поколебался, затем продолжил:
– Я опасался... что Ваше Величество может...
Взгляд королевы посуровел.
– Что я могу выслушать этих двух крестьян прежде, чем предоставлю слово моим вельможам?
– Вы не должны так поступать, Ваше Величество! – Дюрер рухнул на колени и умоляюще простер к ней руки. – Не следует гневить сегодня Великих Лордов! Вы подвергнете опасности свою жизнь, если...
– Смерд, ты назвал меня трусихой?
Род закрыл глаза, сердце замерло у него в груди.
– Ваше Величество! – вскричал Дюрер. – Я только хотел сказать, что...
– Довольно! – Катарина повернулась, с презрением оттолкнув щуплого советника. Бром О'Берин и гвардейцы двинулись за ней. Огромные дубовые двери распахнулись перед ними. Род рискнул бросить быстрый взгляд через плечо. Лицо Дюрера расплылось в злорадной улыбке, глаза его светились торжеством.
Самый верный способ заставить девчонку сделать что-то – всячески отговаривать ее от этого...
Бром привел королевскую свиту в огромное помещение со сводчатым потолком. Свет проникал сквозь ряды фонарных* [31] окон, прорезанных во всех четырех стенах. На пятидесятифутовой высоте через весь зал тянулась, словно хребет, потолочная балка. От нее к гранитным стенам отходили дубовые ребра. С потолка свисали две огромные люстры из кованого железа с горящими в канделябрах свечами.
31
Фонарь (архитект.) – застекленный или имеющий много окон выступ здания.
Они прошли к возвышавшемуся на десять футов над уровнем пола помосту, на котором стоял огромный золоченый трон.
Бром провел их к нему вокруг помоста. Гвардейцы выстроились по обеим сторонам трона, а Катарина сделала последние полшага и встала, стройная и гордая, подле него, глядя поверх голов сгрудившихся внизу людей.
Здесь собрались представители всех слоев населения.
Огромный зал был набит битком от ступенек помоста до тройных дверей в противоположном конце помещения.
На переднем плане в напоминающих песочные часы деревянных креслах, поставленных полукругом в двадцати футах от ведущих к трону ступеней, сидели двенадцать Великих Лордов. За ними стояли
Позади них виднелись черные рясы духовенства, ну а еще дальше толпились крестьяне, одетые в залатанную одежду унылых тонов. Род был уверен, что большинство крестьян пригнали с дворцовой кухни, дабы на Верховном Суде присутствовали представители всех классов. В центре толпы простолюдинов стояли четверо солдат в зелено-золотом – цветах королевы, а между ними переминались с ноги на ногу двое крестьян – один молодой, другой старый. Оба, явно перепуганные до смерти, нервно мяли в руках свои шапки. У старика была длинная седая борода, юнец же был чисто выбрит.
Одеждой им служили темные рубахи из грубого полотна и плотно облегающие брюки из той же ткани. Рядом с ними стоял священник, чувствующий себя так же неловко, как и они.
Все взгляды были прикованы к королеве. Катарина прекрасно понимала это. Она еще больше выпрямилась и оставалась в этой позе, пока в зале не воцарилась полная тишина. Затем она медленно села, а Бром пристроился, скрестив ноги, подле нее.
Тупые концы пик глухо стукнули о камень – Род и остальные гвардейцы стали по стойке «вольно», отставив пики под углом двадцать градусов. Бром прогремел на весь зал:
– Кто сегодня предстанет перед королевой?
Вперед вышел герольд с пергаментным свитком и зачитал список, состоящий из двадцати пунктов. Первой стояла петиция двенадцати вельмож, последней – петиция крестьян.
Катарина стиснула подлокотники трона и сказала высоким ясным голосом:
– Господь наш говорил: униженные да будут возвышены, последние да станут первыми. Поэтому давайте сначала заслушаем показания этих двух крестьян.
На миг все от изумления смолкли. Затем поднялся старый лорд Логайр и вскричал:
– Показания! Неужели они Вам так необходимы, что Вы ставите эту деревенщину впереди знатнейших из Ваших вельмож?
– Милорд, – огрызнулась Катарина, – вы забыли о своем месте при моем дворе.
– Нет, это Вы забылись! Вы не уважаете традиции, а также все законы, которые Вам с детства внушал Ваш отец!
Старый лорд выпрямился во весь рост и свирепо посмотрел на нее.
– Ваш отец никогда не обесчестил бы своих вассалов! – прогремел он.
– Опомнись, старик! – холодно и надменно ответила Катарина. – Я бы все отдала, чтобы мой отец был до сих пор жив, но он умер, и теперь правлю я!
– Правишь! – губы Логайра скривились в усмешке. – Это не правление, а тирания!
Потрясенный зал умолк, затем по нему, все нарастая, пополз шепот.
– Измена! Измена, измена! Измена!
Бром О'Берин поднялся, дрожа от ярости.
– Теперь, милорд Логайр, вы должны пасть на колени и просить прощения у Ее Величества королевы, иначе вы будете навеки осуждены как изменник трону.
Лицо Логайра окаменело, он выпрямился, расправил плечи и выставил вперед подбородок, но прежде, чем старик успел сказать хоть слово, Катарина произнесла глухим дрожащим голосом: