Чародей с гитарой. Том 2
Шрифт:
Болотоход постепенно наращивал скорость. Через некоторое время к принцессам вернулось достаточно отваги, чтобы они покинули сиденья и даже встали, позволяя ветру ворошить их мех. Джон-Том понемногу поддавал газу, и вскоре лодка, образно говоря, летела по болоту. Фельгрин указывал курс клювом — это избавляло его от необходимости говорить.
Как только шумное и пахучее плавсредство исчезло на юге, обитатели разоренного островка взялись за работу. Предстояло убрать остатки нескольких деревьев и заново отстроить множество домов.
— Фельгрин
— Что за странная компания! — Самка белой цапли оправляла растрепанную жилетку. — Впервые в жизни вижу таких путешественников.
— А этот чаропевец! — заявил ее супруг. — Человек! И какой длинный! Представляю, на какие чудеса он способен.
— И на какие бедствия! — Оказавшийся поблизости Сингвит пнул бесформенную груду — свое бывшее гнездо. — Счастье, что никто из нас не погиб, что мы лишь на время были лишены трудоспособности.
— Что верно, то верно, — с готовностью согласились соплеменники. — Серьезного ущерба нам не причинили.
— А я вообще собиралась перестраивать старое гнездо, — весело заявила мартиникская камышница.
Через два дня дали о себе знать побочные эффекты Джон-Томова чаропения.
Прежде чем обратиться к другу, Сингвит, сидевший на любимой ветке над водой, отрыгнул полузаглоченного сребробоко-го губана — в деревне считалось невежливым одновременно есть и говорить.
— Давиль, ты плохо себя чувствуешь?
Розовый колпиц неуверенно щелкнул клювом.
— Ш шего ты вжял, Шингвит?
Все колпицы слегка шепелявят.
— С того, что ты горишь, — спокойно заметил цапль.
— В шамом деле? А я вовше не шувштвую.
— Да ты посмотри на себя.
Колпиц приподнял крыло и увидел самый настоящий оранжевый огонек — он сбегал с кончика крыла по плечу. Другое крыло тоже покрылось огненными крапинками. Как и почти все его тело.
— Жабавно. А ведь я не ишпытываю даже малейшего перегрева. — Колпиц осторожно погладил одно крыло другим. — Это не крашка и не мел.
— Изменился твой природный окрас. — Сингвит метнул злобный взгляд к южному горизонту. — Проклятый чаропевец!
— Ну, не жнаю. — Колпиц вскинул крыло к небу и смотрел, как оно отражает солнце. — Мне вроде нравитша. Кштати говоря, тебе бы не мешало пошмотреть на шобштвенное оперение.
— Собственное? — встревожился цапль. — А что с ним не так?
Смотреть было страшно, а не смотреть нельзя.
Его крылья и зоб играли изумрудными и льдисто-голубыми переливами.
Колпиц указал на двух белых цапель, высматривавших рыбу с соседнего дерева.
— Ты только погляди на Эрельмину!
Ее перья были разлинованы крикливыми желто-черными полосками, отчего цапля походила на гигантского тощего шершня. Наряд подруги тоже был в полоску, но очень тонкую, розовую и оранжевую, на малиновом фоне.
По всему острову, от излюбленных рыбацких насестов до гнезд, звучали вопли, и чего в них было больше — ужаса или восхищения, — трудно сказать. Впрочем, досада быстро уступала
Столь внезапные перемены не пощадили никого, однако никого и не повергли в отчаяние. Даже самая тусклая из новых красок не шла ни в какое сравнение с прежними. Собственно, жаловались только те, кто возомнил, что их волшебные метаморфозы уступают соседским. И когда эти птицы не пребывали в дурном настроении, они нет-нет, да и выражали надежду, что чаропевец, уладив свои дела в далеком Машупро, будет возвращаться той же дорогой, и тогда, глядишь, примет заказ на новые косметические изыски.
Сейчас Джон-Том не узнал бы этих птиц. Изменения затронули не только внешность, но и психологию. В далекой, безвестной рыбацкой деревушке теперь шел бесконечный парад постоянно меняющихся красок и блеска, и ее обитатели могли бы состязаться с жителями тропических лесов за титул самой яркой или самой пестрой птицы.
Возможно, все сложилось бы совсем иначе, если бы Джон-Тому не пришлось сочетать новые стихи о перьях с испытанными старыми — о производстве легковых машин по индивидуальным заказам.
Глава 15
Миновало несколько дней скоростного плавания, и наконец болотоход вынес пассажиров если не в цивилизованный край, то, по крайней мере, в более обжитой. Все чаще попадались на глаза уединенные рыбацкие лачуги и плавучие дома. Время от времени приходилось останавливаться и ждать, пока проводник опишет над суденышком круг в поисках ориентиров и укажет новое направление. Спустя еще день Джон-Том сбросил газ — показался Машупро.
Чаропевец надеялся увидеть город если не размером с Поластринду, то уж никак не меньше Линчбени. Разочарование не заставило себя ждать.
Самые большие здания могли похвастаться от силы тремя этажами; преобладали одноэтажные. Они скопились на южном берегу Карракаса, где река вливалась в открытое море, гнездились под прикрытием песчаной косы, сплошь укутанной мангра-ми. Кипарисы, эвкалипты, темно-коричневые мангры и прочие влаголюбивые растения образовали уединенный лесок на задворках города.
Болотоход вышел из основного протока к западу от окраины. Джон-Том ввел его по крутой дуге в узкий естественный канал, служивший в Машупро главной торговой улицей. Мечты прогуляться по брусчатке или хотя бы по раскисшей грунтовой дороге развеялись, как только путешественники очутились в городе. Машупро не мог предложить им улиц в обычном понимании этого слова. Только заполненные водой канавы.
Пучеглазые горожане спешили шестами, или веслами, или просто перепончатыми лапами отогнать от ревущей незнакомой лодки свои немудреные суденышки. Многие махали конечностями в сторону гостей, иные жесты лишь с большой натяжкой можно было назвать приветственными. Но паники не наблюдалось — только апатичное любопытство. Слишком уж жарко и влажно здесь было, в таком климате не выживают сильные чувства.