Чародейский рок. Чародей и сын
Шрифт:
— Есть–то оно, может, и есть, да только оберегать паству — это важнее. Они как говорят, церковники? Они говорят, что должны истреблять всякую ересь вроде моей, чтобы овец, дескать, от волков уберечь. А потому надо повиноваться, исполнять всякое слово церковников.
— Они, стало быть, приказывают, а все остальные только исполняют их приказы.
Робле пожал плечами.
— Так оно ведь и правильно вроде бы. Должны же они наказывать тех, кто нарушает Закон, Десять Заповедей, и наказание должно быть суровым, при народе, чтобы и другие понимали,
— И никто не замечает, что все это, как бы невзначай, наделяет церковников безраздельной властью над жителями деревни?
— Тс–с–с! — прошипел Робле и испуганно оглянулся через плечо. — Не говорите так, сударь, поберегите себя! Вести речи о том, будто власть земная для священнослужителей важнее Господа и Его паствы, это богохульство.
— И вы в это верите?
— Я-то — нет! — Лицо Робле неожиданно исказила гримаса вспыхнувшего гнева. — Я пытался — Господь свидетель, пытался! Пятнадцать лет прошло, и я уж почти поверил, что вот так и верю — но страдания моего сына заставили меня перестать притворяться! Не верю я больше в их учение!
— Приятно слышать. — Род наклонился к столу и тихотихо заговорил с Робле. — Я кое–что знаю о монастыре, почтенный, и вы уж мне поверьте: аббат никогда не назначил бы епископа. Честно говоря, про это ходили разговоры раньше, а вышло в конце концов так, что настоящего епископа в Грамерае так и не появилось — во всем королевстве нет ни одного. И еще: для того чтобы стать священником, надо учиться четыре года, так что вряд ли бы аббат всего через несколько месяцев обучения решился бы рукоположить Елеазара.
Робле вытаращил глаза.
— Хотите сказать, что Елеазар был лжесвященником?
— И лжесвященником, и лжеепископом. Я больше скажу: он был шарлатаном, обманщиком, который сыграл на людской вере и доверии и стал единоличным правителем в маленьком царстве — вашей деревушке. На самом деле он только того и хотел, чтобы стать вожаком стаи, а уж то, что стая больно мала, его нисколечко не огорчало.
— Вот оно как… — Робле сел прямее, взгляд его стал более осмысленным, глаза полыхнули огнем. — Ну спасибо вам, сударь. Камень с души сняли.
— Только не делайте поспешных выводов, — предостерег его Род. — Не думайте, что вам позволят уйти только потому, что теперь вы знаете правду. И говорить правду вам вряд ли позволят.
— А я попытаю удачи, — с улыбкой отозвался Робле. — А вдруг не поймают? А помру — так сыночка хотя бы увижу.
— Нет, они не смогут вас казнить! — возмущенно воскликнул Магнус.
— Нуда, как же. Они просто–напросто заберут мою жизнь, чтобы спасти мою душу от искушений сатаны.
От этих слов у Рода по спине побежали мурашки, но он пожал плечами и сказал:
— Что ж. Думаю, вам, почтенный, удастся–таки повидать большой мир.
Робле недоуменно нахмурился, а Магнус сказал:
— Не бойся, отец. Его право уйти равно их праву остаться.
— Верно, — тихо проговорил Род. — Все сводится к свободе выбора, да? Это ведь поважнее, чем решить, что ты нынче будешь выпивать. — Он перевел взгляд на Робле. — Встретимся, как стемнеет, на опушке леса, почтенный, рядом с оленьей тропой…
Он умолк.
— Там, где могила моего сына? — Робле кивнул — мрачно и решительно. — Там и надо мне с деревней попрощаться. Вот только не хотелось бы, чтобы из–за меня и вас наказали, добрые люди.
— Не накажут, — заверил его Магнус.
Род внимательно посмотрел на сына. Радость и опасения смешались в его сердце. Он знал, что Магнус вполне способен убить человека, но надеялся, что его сын не мечтает об этом.
— Поверьте, — сказал Род, обратившись к Робле, — с нами вам убежать будет проще.
— Ну, тогда я не стану больше тут торчать, чтобы люди не видели, как мы с вами разговоры разговариваем. — Робле поднялся, допил эль, громко проговорил: — Прощайте! — И потише: — Благослови вас Господь, люди добрые.
С этими словами он развернулся и вышел из трактира.
Род обернулся. Трактирщик так и не вышел из кухни.
— Что ж, — проговорил Магнус, — ты хотя бы немного утешил человека.
Род посмотрел на сына, собираясь улыбнуться, но, увидев взгляд Магнуса, оторопел. Улыбки не получилось.
— Давай–ка выйдем на воздух и поговорим свободно, — еле слышно выговорил Магнус и поднялся так стремительно, что едва не перевернул скамью и стол — вместе с отцом. Род осторожно встал, а Магнус уже был у порога. Род проводил его изумленным взглядом и поспешил вдогонку. Он молчал, шагая рядом с сыном–великаном. Идти с Магнусом в ногу было не так–то просто.
— Мы воочию увидели, — наконец сказал Магнус, — как религия способна измучить и перевернуть душу человека.
Род даже голову не решился повернуть.
Сын одарил его мрачным и подозрительным взглядом.
— Я что, сказал что–то ужасное, отец?
— Нет, — не сразу отозвался Род. — Просто ты меня врасплох застал, в некотором роде.
— Почему?
— Потому, — осторожно ответил Род, — что я бы сказал так: здесь ты видишь, как души человеческие переворачивает не обычная религия, а ее извращенная версия.
Магнус немного замедлил шаг.
— Точно. Эта не та вера, в которой вы с мамой воспитали меня.
— Совсем не та — по ряду немаловажных частностей. Формально все как бы одинаково, но Елеазар внес несколько глобальных изменений в религиозную доктрину, дабы утвердиться во власти. В итоге дух здешней религии диаметрально противоположен вере славной братии ордена Святого Видикона. Меня учили тому, что главная добродетель — любовь, а никак не послушание.