Чарослов
Шрифт:
— Ну что? — Старый волшебник выплюнул последний ошметок гиблого языка.
— Я слепил из болезни единую массу и поместил ее в верхней части вашего желудка, — спокойно объяснил Нико. — Здоровые ткани я не трогал, а значит, и новых язв не создал. Одно плохо: из-за моего прикосновения язва стала более едкой.
Шеннон посмотрел вниз, на свой живот. Тонкая струйка серебряного текста уже начала просачиваться в желудок.
Холодный ветер задувал все сильнее, разгуливая в кронах деревьев.
— Нужно
— Ох, не нравится мне эта ваша затея, — проворчал Шеннон. Он снова подумал о том, каким был Нико, когда выпал из Бестиария: хнычущий мальчик, напуганный и ошеломленный откровениями о Праязыке и пророчествах. — А вдруг Фелрус нас ждет?
— Может, и ждет, — устало откликнулся Нико. — Только у нас нет другого выхода. Химера сделала из меня Буревестника: теперь я заражаю все, к чему прикасаюсь. — Закрыв глаза, он помолчал. — Я бы предпочел умереть, чем жить таким. Союз с Боанн — моя последняя надежда. И ваша тоже, магистр. Только ей под силу удалить из вас эту заразу.
— Он прав, Шеннон, — сказала сидящая по другую сторону костра Дейдре.
Нико встал.
— Как ты, Джон?
Великан сжался возле огня, осторожно придерживая правую кисть. Шеннон подлечил его сломанный палец, наложив шину из рун магнуса.
— Все в порядке, — медленно проговорил Джон.
— Джон, прости меня.
Здоровяк рассмеялся.
— Повторяю: я рад, что у меня перелом пальца, а не язвенное проклятие.
Глазами Азуры Шеннон наблюдал за листочком плюща, дрожащим на ветру.
— Отлично, раз мы намерены броситься навстречу опасности, давайте поспешим, пока не стало слишком поздно. Я стар, и мне уже скоро пора баиньки…
Никто не засмеялся.
Перед уходом Нико забрел в лес — якобы по малой нужде. Но как только свет костра скрылся за деревьями, юноша рухнул на землю.
Слез не было. Гримаса боли не исказила его лицо. И только грудь юноши поднималась и опадала — вдох и выдох, вверх и вниз, — пока пальцы и кисти рук не стало пощипывать. Мир начал вращаться.
Придя в себя, он задышал медленнее, и вскоре пощипывание прошло. Он чувствовал гнетущую пустоту. Он был Буревестником, чудовищем…
Ветер упрямо продирался сквозь листву деревьев, раскачивая озаренные холодным светом звезд кроны.
Нико встал и побрел к ближайшему ручью. Теперь в его глазах все живое лучилось нежным голубым светом Праязыка. Он даже разглядел свечение нескольких крохотных рыбешек, плавающих в черной воде.
Он сотворил сеть из простеньких фраз на магнусе и с ее помощью выудил одну рыбку. Хмурясь, Нико притянул к себе серебристые чары с уловом и вытряхнул рыбешку в раскрытую ладонь.
Несчастное создание забилось на ладони.
— Это правда, — пробормотал Нико, и глаза у него наполнились слезами.
Он добил рыбку быстрым пробивным заклинанием и долго смотрел, как угасает ее голубой свет… Наконец чарослов выронил рыбешку и зарылся лицом в ладони.
Он представил себе изумруд — маленький, темный, мастерски ограненный камень. Застывшую слезинку. Он попробовал вновь ощутить былой страх, гнев и ненависть к себе… и ничего не почувствовал. Тогда он представил свои эмоции в виде потоков света и направил их в центр изумруда. Камень засиял. А Нико отдавал все больше и больше света, пока сияние не проникло внутрь его тела.
Надо лишь вернуть изумруд — и больше не придется бояться. Не придется себя жалеть и ненавидеть… Надо лишь вернуть изумруд — и он больше не будет монстром.
Через пять-шесть миль к западу от Звездной академии лесистые холмы становились все более пологими, постепенно сменяясь обширной поросшей дубами саванной. На границе между предгорьями и равниной протянулась с юга на север — от Дара до города Дождя — пыльная лента Западного пути.
К тому времени как отряд Нико поднялся из леса на дорогу, взошли все три луны, залив саванну молочно-голубым сиянием. С Каталогом, прижатым к груди, Нико окинул взглядом фермы и дубовые рощи неподалеку. Несколько дубов высохло, превратившись в жесткие скелеты.
Если не замечать распаханных под фермы участков, казалось, что от края дороги до самого горизонта раскинулся толстый — по пояс высотой — ковер степной травы. Волнуясь под порывами ветра, степь походила на бескрайний океан.
Дейдре оседлала единственную лошадь и поскакала вперед, на разведку. Трое мужчин шагали плотной группой, плечом к плечу; лица раскраснелись на холодном ветру, резкие порывы взлохматили длинные волосы Нико. Азура сидела, нахохлившись, и то и дело жалостливо клекотала.
Шрам чарослова начал гореть. Шеннон окутал рубцы особыми, искажающими сигнал чарами на нуминусе. И все равно Нико видел, как строки Праязыка разлетаются от него во всех направлениях. Да, сигнал был рассеян — точного места, где находился Нико, Фелрусу не определить. Однако теперь монстр знал, что жертва в пути.
От этой мысли сердце застучало быстрее. Нико закрыл глаза и, сосредоточившись на возврате изумруда (и превращении из Буревестника в Альциона), молча дождался, пока к нему не вернулась былая холодная решимость. Примерно тогда же Шеннон остановился и его вырвало серебристыми закорючками.