Чарующая Целиковская
Шрифт:
Шалевич. Людмилу Васильевну все знают по кинофильмам и, к сожалению, лишь немногие по театральным ролям. Мы с ней вместе играли в "Потерянном сыне". Но особенно бесподобна была ее роль в "Коронации". Столько в ее игре чувствовалось восторга, ума... Ох, незабываемая работа! В Целиковской всегда присутствовал артистический азарт. Такая уж ее натура: темпераментная, открытая, свободная, абсолютно независимая и в то же время очень ранимо относящаяся к своей работе и к товарищам.
В последние годы жизни она уже почти совсем
Воронцов. В отличие от других артисток, которые не могут похвастаться не то что энциклопедическими знаниями, но даже элементарным багажом средней школы, Людмила Васильевна была гениальна. Ее эрудиция проверялась на кроссвордах. Как она их небрежно разгадывала, это походило на фантасмагорию.
Могла моментально назвать любое слово, над отгадкой которого другие бились часами.
Шалевич. По-настоящему образованная женщина. Английский язык знала прекрасно...
Воронцов. Но случались и юмористические ситуации, связанные с ее английским языком. Наверное, можно рассказать - она там, на небесах, не обидится, если услышит.
Мы приехали со спектаклем в Будапешт. С Венгрией у нас всегда были натянутые отношения, русских там недолюбливали.
"Как бы найти человека, кто умеет объясняться с венграми?" задумались мы, собираясь побродить по городу.
– Какие у вас проблемы?
– спрашивает Людмила Васильевна.
– Не знаем, кто бы помог общаться с местным населением.
– Нет ничего проще - я блестяще говорю по-английски, а его здесь все знают. Пойдемте вместе, меня примут за настоящую англичанку.
Мы тронулись в путь. Зашли в небольшой магазинчик. На верхнем стеллаже, стоя на стремянке, роется в товарах хозяин.
А мы хотели купить джинсы.
– Show me jeans, please!
Хозяин молчит.
– Show me jeans, please!
Он бросает нам сверху какие-то джинсы.
– No, another color! I need American jeans!
Неожиданно венгр поворачивается к нам и говорит на чистом русском языке:
– Американские хотите? Вот и поезжайте за ними в Америку!
Мы пулей вылетели из магазина. Это был единственный прокол с английским языком Людмилы Васильевны, который я помню.
Когда мы стали ездить со спектаклем, Целиковская уже разошлась с Любимовым. Но всегда говорила о нем уважительно и не позволяла фамильярности - Юра Любимов. Только Юрий Петрович. Список мужчин, влюбленных в нее тайно или явно, был очень длинным. Как-то раз встречал ее знакомый генерал. Подхватил вещи, погрузил в машину, потом затащил наверх в гостиничный номер. Тут я как раз вошел проведать ее.
– Идем, идем, я тебя кофейком угощу,- предлагает мне Людмила Васильевна. А генералу снисходительно бросает: - Ну, донес? Спасибо, иди. Потом
Генерал смиренно удалился.
– Этот генерал, он кто?
– полюбопытствовал я.- Ухаживает, наверное, за вами?.. Больно вы строги с ним.
– Да зачем мне ухажеры?
– отмахнулась Людмила Васильевна.- У меня уже внук растет.
Она стремилась к спокойной жизни, к уютному семейному очагу. Поэтому понятно, что внук оказался на первом плане. Надо сказать, она безумно любила сына Сашу и невестку Лиду. Жаль, правнука не застала уже.
Шалевич. Несмотря на весь свой ум и напористость, Людмила Васильевна в каких-то ситуациях робела, как маленький ребенок.
– Слава, у меня в "Жигулях" забарахлил мотор. У тебя, помню, есть друг на автостанции. Он не может помочь?
– О чем вы говорите, Людмила Васильевна?
– удивляюсь.- Ведь вы же Целиковская! Вы только войдете на любую станцию техобслуживания, как...
– Нет-нет, я так не могу. Не могу - и все.
Ну, я, конечно, сказал товарищу. Ее машину приняли, отремонтировали и покрасили, да еще отказались взять с нее деньги.
А потом у ее машины что-то с сигнализацией случилось.
– Слава, ты мне поможешь?
– В чем дело, Людмила Васильевна?
– Надо восстановить сигнализацию.
– Да не валяйте же вы дурака. Позвоните и скажите, что вы Целиковская. Вас немедленно обслужат. Ведь это же просто смешно!
– Нет, я не буду звонить. Все равно ничего не выйдет.
– А вы попробуйте. Давайте поспорим?
Через два-три дня встречаемся снова.
– Слава, та оказался прав. Я только сказала, что я Целиковская, как они тут же прибежали и все сделали.
Другое дело, когда нужно было заступиться за кого-то. Тут она не стеснялась звонить и требовать.
Людмила Васильевна, хоть мы и сдружились с ней за годы совместных поездок, все время оставалась для нас старшим товарищем. Между нами существовал некий уважительный барьер, и мы, как говорится, не позволяли быть себе с нею на одной ноге. И она очень ценила нашу деликатность, и сама всегда сохраняла какую-то внутреннюю дистанцию. Ей было чуждо развязное панибратство. Поэтому Людмила Васильевна никогда не пускалась с нами в откровения о своей личной жизни.
Воронцов. В нашем спектакле есть монолог Зощенко о любви, который произносила со сцены Целиковская. О любви и смерти. Судьба Людмилы Васильевны, ее женская доля так на этот монолог ложилась, что, когда она его произносила, в зале все переводили его на ее личную жизнь. По окончании монолога зал выдерживал длинную паузу, и лишь потом обрушивался шквал аплодисментов. Зрители чувствовали, что ее слова искренние, выстраданные.
Шалевич. "Вот когда госпожа смерть подойдет неслышными стопами к нашему изголовью и, сказав "ага!", начнет отнимать драгоценную и до сих пор милую жизнь, мы, вероятно, наибольше всего пожалеем об одном чувстве, которое нам при этом придется потерять.