Чарующий вальс
Шрифт:
— А разве еще остается время для любви, если все так поглощены конгрессом?
— Господи! Чем же им еще заниматься, как не любовью. Я, конечно, не имею в виду министров и послов, которые действительно работают. Правда, и отдыхают тоже. Но остальные — монархи и их сопровождение — здесь развлекаются, а какое развлечение может быть лучше любви?
Он говорил цинично, даже зло. И лишь взглянув на расстроенное лицо Ванды, остановился.
— Что случилось?
— Я стараюсь понять, — ответила Ванда. — Мне казалось, что любовь — это не игра, о ней
Ричард молчал. Он знал, как это происходит здесь, в Вене. Все без исключения: поэты, картежники, банкиры, депутаты — все, как сумасшедшие, влюблялись, увлекались, интриговали. Это была опьяняющая, азартная игра.
Он и сам был одним из таких игроков. Его отношения с Екатериной были просто чувственным удовлетворением, не больше и не меньше. А эта девочка заставила его посмотреть правде в глаза и на мгновение устыдиться.
Затем в душе он посмеялся над собой. Неужели он так сентиментален, чтобы поверить, что на свете есть нечто лучшее, чем удовольствие, чем поиски его? Любовь, о которой говорила Ванда, существует лишь в сказках. А что касается святости… Он знал многих женщин, но не мог припомнить, чтобы их любовь была святой. Тем не менее, было просто кощунственно разочаровывать девушку.
— А что еще вы думаете о любви? — спросил Ричард. — Я чувствую себя непросвещенным в этом вопросе, как и вы в событиях в Вене.
Она догадалась, что над ней подсмеиваются, и Ричард почувствовал, что она замкнулась и уже больше не раскроется.
— Я не смею больше утомлять вас своей болтовней, — ответила Ванда с достоинством, о каком он даже не догадывался. — Я и вправду ничего не знаю.
Ричард не мог устоять перед ее обаянием.
— Простите меня, — виновато сказал он. — Я вовсе не смеюсь над вами. Это все оттого, что я сам невежда. Мы жили по-разному, и, возможно, ваши представления о жизни и любви более правильны, чем мои.
Он почувствовал, что Ванда смягчилась, но он помнил, что для нее он царь Александр, который так далек от обыденной человеческой жизни.
— Поделитесь своими мыслями, пожалуйста, — попросил он.
— Эго трудно объяснить. — Ванда задумалась. — Я всегда мечтала о том, что в один прекрасный день встречу человека, которого полюблю, и он ответит на мои чувства. Тогда я смогу сделать все, чтобы он был счастлив. Если полюбить по-настоящему, это ведь так просто — забыть себя и думать только о нем.
— Вы думаете, что на свете найдется хоть один мужчина, достойный такой преданной любви?
— Мужчина, которого я полюблю, будет именно таким, или я вообще не буду любить никого. — Она улыбнулась, и Ричарду показалось, что он не видел улыбки прекраснее.
— Что ж, вы почти заставили меня поверить в то, что мечты иногда сбываются.
— Здесь в это легко поверить, — мягко заметила она.
Она посмотрела на Ричарда, и у него перехватило дыхание. Звуки скрипки заполняли комнату, оркестр исполнял вальс, и мелодия захватила их. Что-то чарующее было во всем этом. Он чувствовал
Вальс отзвучал, и Ричард вновь очутился на грешной земле; он вспомнил о своем нынешнем положении: без копейки денег, он вынужден был терпеть прихоти русского двора, чтобы выжить, ибо такова доля изгнанника. Он вспомнил свои обязательства перед царем, роль, которую должен играть сегодня. Он знал, что, даже находясь здесь с девушкой, которую привез из Хофбурга, рисковал потерять свое положение фаворита.
— Нам пора возвращаться.
Он с трудом заставил себя подозвать официанта и рассчитаться с ним.
— Уже пора уходить? — спросила Ванда.
— Гости могут обеспокоиться нашим исчезновением.
— Да, я не подумала.
Ванда как-то виновато поднялась, словно никак не могла расстаться с волшебством, которое заставило ее забыть о времени и ответственности. Она надела маску. Ричард прикоснулся к ее руке.
— Мы скоро увидимся, — уверенно сказал он.
— Вы действительно хотите этого?
Ее бесхитростный вопрос разбудил в нем такие чувства, о которых он и не подозревал.
— Я хочу этого больше всего на свете! — ответил он, и собственная искренность поразила его.
— Я остановилась у баронессы Валузен. Нет смысла скрывать мое полное имя — графиня Ванда Шонберн.
— Если удастся, мы увидимся завтра.
Ричард заметил, как заблестели ее глаза, и понял, что она рада, как и он сам. Он по-прежнему держал руку девушки, и сердце его стучало все сильнее и сильнее.
— Разве можно нам забыть сегодняшний вечер, Ванда?!
— Я… не забуду его никогда!
На мгновение они замерли, а потом, когда Ванда опустила глаза, он встал. Молодые люди покинули уютный ресторанчик и заняли тот же самый экипаж, что ждал их. Закрылись дверцы, и, когда они очутились в темноте, Ричард сказал:
— Я тоже никогда не смогу забыть этот вечер.
Он почувствовал, что Ванда затаила дыхание; Ричард наклонился к ней и коснулся ее губ. Такого поцелуя он еще не знал. Что-то необыкновенное было в нем, возвышенное и чистое. Как все переменилось… Куда исчезли настойчивость, даже грубоватость, которая порой доводила прежних подруг Ричарда до исступления?
В мгновение ока экипаж довез их до Хофбурга. Они не успели даже обменяться двумя словами. Лакей отворил дверцы и помог Ванде выйти. Ричард последовал за ней, расплатился с кучером, оглянулся, но девушки уже не было рядом.
Он напрасно обошел сверкающий зал и галереи, ведущие к нему.
Что предпринять? В первый момент он решил отправиться на поиски Ванды. А уговор с царем? Нет, нужно доиграть спектакль. Ричард быстро отыскал кресло, под которое спрятал плащ со звездами. Он немного измялся, но сейчас это уже было неважно. В раздевалке он разгладил фалды и водрузил на место Шведскую Шпагу.