Чары пленницы
Шрифт:
– Никакой неловкости нет. Ты замотана в одеяло, как бабочка в кокон. Спрашивай, если хочешь что-то узнать. Если я увижу смысл отвечать, то отвечу честно.
– Как получилось, что вы стали таким высокомерным? – Бейли обращалась к доскам у себя над головой. Она почувствовала, что Коул повернул к ней голову, его дыхание щекотало ей щеку.
– Бейли, высокомерие – главное для выживания. Это понимание того, что ты единственный, на кого можешь положиться. Теперь ты самостоятельна – не удивлюсь, если вскоре станешь высокомерной.
– Никогда. Я верю
– Я заслуживаю.
– Коул, вы действительно так ненавидите женщин?
Пауза длилась долго, потом он ответил:
– Одних больше, других меньше. Но не доверяю ни одной.
– Кто вас так глубоко обидел? Вы ее любили?
Коул тихо зарычал, и Бейли поняла, что на этом вопросе его терпение иссякло.
– Я не намерен это обсуждать, а ты слишком любопытна.
– Просто я нахожу это очень печальным. А как же ваша мать? Уж ей-то вы доверяли.
Последовало долгое молчание. Сначала она думала, что он проигнорировал ее вопрос, потом решила, что заснул. Но Коул ответил – напряженно, тихо и зло:
– Она последняя женщина, кому бы я стал доверять. Она умерла.
– О, сожалею.
– А я нет.
– Этого не может быть. Что такого она могла сделать, что ее собственный ребенок говорит такие вещи?
– Бессердечная шлюха убила моего отца, – глухо сказал Коул.
Бейли онемела, отказываясь верить. Мать Коула убила его отца? От жалости у нее разрывалось сердце.
– Простите, что заставила вас вспоминать об этом.
– Не ты. Не бывает и минуты, когда бы я не думал, что эта сука сделала нашей семье.
Бейли повернула голову, желая увидеть лицо Коула, но его скрывала темнота. На языке вертелись другие вопросы, но она не хотела допытываться и мучить его. Недавно она сама испытала душераздирающую боль и, видимо, поэтому почувствовала какое-то родство с Коулом. Она не сомневалась, что некая часть его жаждет утешения, часть, погребенная так глубоко, что он о ней не вспоминает. Этот мужчина – не только видимая людям жесткая, колючая оболочка, и ей очень захотелось и узнать, что же скрывается под ней.
Потекли минуты. Оба молчали. Бейли стало жарко возле Коула под одеялом, и она завозилась.
– Не будешь ли ты так любезна найти удобное положение и затихнуть? – Голос его звучал натянуто.
– Извините, – сказала Бейли и опять легла на спину. Грохотал гром, барабанил дождь, корабль продолжал раскачиваться. Она ни о чем не могла думать, только чувствовала рядом с собой этого невероятно сложного мужчину, а корабль толкал их все ближе и ближе друг к другу. Какой тут сон? Их тела двигались под ритм волн – крайне неспокойное чувство, и вскоре оно породило порочные мысли в ее неиспорченном уме. Она стала воображать, как Коул ласкает ее…
– Ты спишь?
– Н-нет, – прошептала она. «Дева Мария, надеюсь, он не умеет читать мысли!»
– Я подумал, тебе будет удобнее носить что-то другое, вместо рубашки и штанов Тома. В Нью-Провиденсе что-нибудь для тебя найдем.
– В них я чувствую себя довольно странно, но, надо признать, это удобная вещь. Может, если я буду в одежде Тома, а волосы уберу под шапку, в Нью-Провиденсе вы позволите мне сойти на берег? Все подумают, что я ваш новый матрос.
По его сухому смешку Бейли поняла, что он думает о ее идее.
– Жители острова много пьют, но во всем Карибском бассейне не найдется столько рома, чтобы хоть какой-то мужчина принял тебя за мальчика.
При всей ее невинности Бейли безошибочно распознала вожделение, прозвучавшее в его ответе. Она закусила губу и порадовалась, что темнота скрывает покрасневшее лицо. Жар прокатился дальше – по рукам, к груди и куда-то вниз, где сконцентрировалась странная боль.
– Хватит дискуссий, на берег ты не пойдешь. Тебе придется поверить мне и завтра делать только то, что я разрешу.
– Как вы можете просить меня верить вам, когда сами себе не доверяете? Вы говорили, что я могу полагаться только на себя. Так я и буду делать.
– Ты не победишь, Бейли. Если завтра попытаешься не подчиниться, я привяжу тебя к койке и заткну рот кляпом. День будет долгим, тебе будет жарко и очень некомфортно, так что выброси свою затею из головы раз и навсегда.
Наступившее утро покажет, что Бейли не какая-нибудь кроткая, послушная мышка, чтобы ею командовали такие типы, как капитан Лейтон. У нее есть золотое кольцо, оно оплатит ее возвращение в колонии. Она молча поклялась, что отправится домой раньше, чем Коул вернется в свою опустевшую каюту.
Глава 11
Коул проснулся и в бледном свете утра рассмотрел спящую Бейли. Она лежала на боку, свернувшись клубочком; колени упирались ему в бедро, рука лежала на груди – маленькая ручка, очень белая в сравнении с его загорелым телом, пальчики как раз накрывали сердце. Густые ресницы были почти незаметны на фоне огромного синяка, окружавшего глаз. На полосе ткани вокруг шеи темнело коричневое пятно крови.
У нее останется шрам от пореза, метка до конца жизни будет напоминать ей о встрече с Драконом. Для любой женщины такой изъян стал бы губительным, но не для Бейли – от нее исходили притягивавшие мужчин флюиды, в ней были изящество и природная чувственность, присущая ей так же, как упрямство и решительность. Ее лицо было совсем близко, и он отметил, что оно не такое молочно-белое, как у женщин из высших классов.
Если бы его мать не подавила в нем навеки способность к любви, его могла бы привлечь такая женщина, как Бейли. Как только в голову забрела эта мысль, он выругал себя за слабость. Было время, он развлекал себя перспективой иметь жену и семью. Но тогда он был молод и не запятнан правдой о матери. Как только его просветили, он покончил с волшебными сказками и с тех пор не поддавался на лживые обещания того, чего не может быть. Путь его определен, сердце холодно. Он не дурак, чтобы верить женщинам.