Чары, путы и кровные узы
Шрифт:
— Бо, ты же замерзнешь.
— Не важно. — Он прижал ее к себе. — Аля, родная моя, что произошло?
— Все кончено, Бо. — Она попыталась вывернуться из его объятий. — Отпусти меня.
— Нет. — Он еще крепче обнял ее.
— Богдан, прошу тебя. — Она уперлась руками в его грудь, пытаясь отстраниться, но ей это не удалось. — Оставь меня, Бо!
— Аля, послушай, — зашептал он ей, — нет ничего, ни одной причины на свете, способной разлучить нас, слышишь? Я люблю тебя, а ты — меня. И это главное, понимаешь? Только это! А все остальное — ерунда!
— Нет! — ей,
— Нет, — согласился он, — не понимаю. Потому что ты ничего мне не объяснила. А ведь мы с тобой договаривались по-другому, кажется….
— Бо, не заставляй меня. — Взмолилась девушка. — Просто, оставь меня в покое.
— Ты бросила меня по эсэмэске. — Не отставал парень. — Почему?
— Потому что. — Не зная, что сказать, ответила она. — У меня были причины. И тебе не понравится если я открою их тебе.
— Расскажи мне. — Настаивал он. — Расскажи и поверь, я смогу убедить тебя в том, что ты ошибаешься.
— Откуда ты знаешь?
— Расскажи мне, малышка.
— Нет, — упрямо твердила Аля, — не вынуждай меня делать тебе еще хуже, Бо.
— Аля, я должен знать. Я имею право знать!
— Да, Алевтина, — раздался рядом голос матери, взволнованная девушка не заметила, что она не уехала, — расскажи ему. Будет проще, если он узнает.
— Это вы! — Богдан отвлекся от Али и повернулся к ее матери. — Это вы ее накрутили. Что вы ей сказали?
— Бо! — Аля дернула его за руку, отвлекая его внимание на себя. — Мама здесь ни при чем. Это я. Я поняла, что мы не можем быть вместе.
— Почему, малышка? Что нам мешает?
— Я… — Аля повесила нос и через силу вымолвила, — я не люблю тебя. И не называй меня больше никогда ни малышкой, ни Каралей. Это прозвище всегда меня раздражало.
— Врешь. — Спокойно заключил Богдан.
— Нет, не вру! Ты мне не подходишь! Я поняла, я хочу учиться в Питере, а ты мне мешаешь. Ты меня не достоин, Бо, прости, мне нужен другой парень! Не такой как ты. Не… не похоронщик. — Девушка выдохлась от своей речи. — Прости….
Богдан молчал и смотрел на нее. И Аля не знала, о чем он думает, а глаза на него поднять боялась.
— Это не правда. — Наконец вымолвил он.
— Ты смотри, какой неугомонный. — Фыркнула мать. — Алевтина, или ты ему сейчас все расскажешь или я, выбирай.
— Мама, не надо! — Воскликнула девушка, глядя на мать так выразительно, чтоб та поняла, прочитала во взгляде то, что нельзя было высказать словами.
— Надо. — Отрезала женщина. — Надо, Аля. Иначе он не успокоится. А шило в мешке не утаишь.
— Слушайте, женщина. — Бо повернулся к Наталье. — Может, хватит на нее давить? Мне кажется это наши проблемы, и мы сами в них разберемся.
— Разберетесь, как же! — Ухмыльнулась женщина. — Слушай, мальчик, это моя дочь, и с твоего позволения я пока что решаю, как ей лучше поступить.
— Малышка, — Бо попытался взять ее за руку, — давай уедем, поговорим в спокойном месте. Одни. Все хорошо, слышишь? Что бы ни говорила тебе твоя мать, мы должны быть вместе, и я люблю тебя, а ты — меня….
— Этому не бывать…. —
— Мама! — Перебила ее Алевтина. — Мы сами разберемся!
— Вам вместе не бывать. — Продолжала женщина, словно не слыша дочь. — Не бывать, потому что Аля….
— Мама, я сама! — Взвизгнула девушка, спеша перебить ее, не дать договорить фразу до конца.
— Аля, — Бо взял ее за руку, — давай уедем. Поговорим….
— Нет! — Она выдернула руку из его ладони и сказала твердо, глядя в его глаза. — Мы не можем быть вместе Бо, потому что я… потому что я тебе изменила. Прости, я не хотела говорить. И вот еще…. — Она открыла школьную сумку, вытащила коробку с браслетом, — возьми, я не могу это принять. — Протянула ему.
— Это подарок тебе. — Ответил он, растерянно глядя на нее.
— Возьми! — Аля сунула коробку в его руки. — Мне он не нужен. Другой подарит мне сотню браслетов еще лучше этого! Я не ношу серебро!
Богдан внимательно смотрел на нее, видимо оценивая, правду она говорит или нет. А потом круто развернулся и ушел, унося свой подарок с собой.
— Ну, наконец-то! — Глядя ему вслед воскликнула мать. — Вот только все-таки надо было сказать ему настоящую правду….
— la maman, allez au diable (фран. — матушка, идите к черту)…. — Пробормотала Алевтина, не сводя глаз с удаляющейся от нее спины парня, пытаясь выжечь в своей памяти каждую деталь этого мгновения. Мгновения, когда он уходил навсегда. Когда она видела его в последний раз….
— Не поняла. — Нахмурилась мать.
— До свиданья, мама. — С вызовом глядя на женщину произнесла она.
— Сдается мне, ты сказала что-то другое….
— Ты права, мама, я послала тебя к черту.
— Алевтина! — Мать была поражена. — Что ты себе позволяешь?
— А что ты сделаешь, мама? — Хмыкнула девушка равнодушно. — Накажешь меня? Ты сможешь мне сделать что-то хуже, чем то, что произошло сейчас? Ну, давай… попробуй. До скорого.
Аля развернулась и вошла наконец в здание школы. Прошла мимо наблюдавших за сценой, разыгравшейся между ней, Богданом и матерью, с гордо поднятой головой и направилась к своему классу. Она не позволяла себе думать о том, что произошло. Если она будет думать об этом, она сойдет с ума. Нельзя позволить остальным насмехаться над ней. Пострадает она дома. В своей комнате. В гордом одиночестве.
— Алевтина, собирай вещи. На все каникулы ты едешь в деревню. — Мать, едва сдерживая праведный гнев (Аля это чувствовала затылком), замерла в дверном проеме ее комнаты.
— Нет. — Не поворачиваясь от монитора компьютера, ответила девушка.
— Что, прости? — Она сделала вид, что ослышалась.
— Я никуда не поеду. — Ответила девушка спокойно, сдвинув бровки и увлеченно переставляя цветные камушки в игре «три в ряд».
— Поедешь, дорогая моя, еще как поедешь. — Наталья вошла в комнату дочери и принялась копаться в ее шкафу в поисках подходящих вещей. — За то, что ты вытворяла в течение четверти тебя не в деревню, тебя в интернат для трудных детей отправить надо….