Чары зари
Шрифт:
Эйтан закрыл лицо руками и расплакался, как ребенок. Маддин сидел, застыв на месте; затем робко протянул руку и положил на плечо Эйтана, пока тот не прекратил плакать и не вытер лицо рукавом.
— Может, мне не следует так на нее злиться, — шепотом произнес Эйтан. — Она не дала своему брату убить меня. — Эйтан встал, и Маддину было больно наблюдать за ним, когда он морщился, поднимаясь на ноги. — Я достаточно отдохнул. Поехали, Маддо. Чем дальше я отъеду от Кантрейи, тем более счастливым буду себя чувствовать.
Четыре дня Маддин и Эйтан двигались на запад, осторожно задавая вопросы
Маддин совсем не хотел оказаться в петле по подозрению в шпионаже.
Поскольку спина Эйтана еще не зажила, они ехали медленно, часто останавливались отдохнуть — рядом с дорогой или в деревенских тавернах. По крайней мере, им не требовалось беспокоиться о деньгах: у Маддина был щедро наполненный кошель Невина, а прежний капитан Эйтана смог передать ему украдкой кое-какие деньги вместе с его имуществом, когда его выгоняли из дана Кантрей. Очевидно, Маддин не был единственным, кто посчитал приговор гвербрета чересчур суровым. На протяжении всего их медленного продвижения на запад Маддин заботился о старом друге. Раньше Эйтан всегда заботился о нем — в конце концов,, он был лет на десять старше Маддина. И вдруг Маддин понял, что он сейчас необходим Эйтану, как ребенку необходим отец. Может, гвербрет и сохранил ему жизнь, но он сломал его, он уничтожил человека, который верно служил ему более двадцати лет. Гвербрет избил его до полусмерти, как пойманного предателя.
Прежде Эйтан легко принимал решения и отдавал приказы, причем таким образом, что его товарищи с радостью их выполняли. Вообще командование давалось ему легко. А теперь он делал все, что бы ни сказал Маддин, и совершенно ничего не предлагал, даже в мелочах. Бывало, он любил поболтать, и, если не требовалось обсуждать серьезную информацию, у него всегда наготове имелась история или шутка. Теперь же он ехал молча, окутанный черным хирейдом; временами он даже не отвечал, когда Маддин задавал прямой вопрос. Маддин болел душой за друга и все же не мог ничего придумать, чтобы облегчить его страдания. Он нередко жалел, что не может поговорить с Невином и спросить его совета. Но Невин находился далеко, и Маддин сомневался, что вновь когда-либо увидит старика. Не имеет значения, насколько сильно ему бы этого хотелось.
В конце концов, путники добрались до большой реки Камин-Ирейн, которую уже тогда называли «железной дорогой», потому что вся руда из Кергонни сплавлялась на баржах до Гаддмира — в то время большой деревни с деревянным частоколом. Сразу же за воротами они обнаружили таверну. В большей степени это был дом владельца таверны. Половина круглого нижнего этажа отделялась плетеной перегородкой, чтобы поставить там несколько столов и несколько бочонков с элем. За
— Насколько они могут судить, мы — пара разбойников. И, клянусь всеми кругами ада, Маддо, мы не можем так слоняться по дорогам! Или мы в самом деле закончим тем, что начнем грабить путников. Что мы будем делать?
— Проклятье, не знаю. Но я думал об этом. Иногда мне доводилось слышать о неких вольных воинских братствах. Может, нам лучше присоединиться к одному из них, чем беспокоиться о почетном месте в каком-нибудь боевом отряде?
— Что? — на мгновение в глазах Эйтана появилось что-то из прежних эмоций. — Ты спятил? За деньги, не за честь? Боги, я слышал, как некоторые из этих наемников переходят на сторону противника прямо посреди сражения, если кто-то предлагает им больше денег. Ублюдки! Они — ничто, лишенный чести мусор!
Маддин просто смотрел на него. Глубоко вздохнув, Эйтан потер лицо руками.
— И мы тоже. Именно это ты имеешь в виду, да, Маддо? Ну, ты в общем-то прав. Все боги знают, что капитан вольного отряда не в том положении, чтобы смеяться над шрамами на моей спине.
— Ты прав. И нам придется выбрать тех, кто сражается за Керрмор или Элдис. Ни один из нас не может себе позволить, чтобы кто-то из Кантрейи увидел нас в лагере.
— А, конское дерьмо! Ты понимаешь, что это означает? Чем все это для нас закончится? В один прекрасный день придется идти в атаку на гвербрета и мой старый отряд!
Маддин никогда раньше не позволял этой мысли окончательно сформироваться в сознании. Когда-нибудь его собственная жизнь будет зависеть от того, убьет ли он человека, которого когда-то считал союзником и другом. Эйтан достал кинжал и яростно воткнул в стол.
— Эй! — прибежал владелец таверны. — Не нужно портить мебель, парни!
Эйтан с таким мрачным видом поднял голову, что Маддин схватил его за руку до того, как он успел выместить свою злость на ни в чем неповинном жителе деревни. Владелец таверны отступил назад и с трудом сглотнул.
— Я дам тебе еще один медяк, чтобы заплатить за ущерб, — сказал Маддин. — Мой друг сегодня в плохом настроении.
— Пусть оно у него лучше проявляется в каком-нибудь другом месте, а не в моей таверне.
— Хорошо. В любом случае мы уже допили мочу, которую ты почему-то называешь элем.
Они как раз добрались до двери, когда владелец таверны снова их окликнул. Эйтан попросту вышел на улицу, не обратив на это никакого внимания, а Маддин задержался, ожидая, пока к нему подбежит хозяин.
— Я знаю об одном отряде из тех, про которые говорили вы с другом.
Маддин достал пару медяков и подбросил на ладони. Владелец таверны улыбнулся, показывая недостающие зубы. Изо рта у него пахло чесноком.
— Они зимовали недалеко отсюда. Время от времени заезжали купить еду. Мы вначале были в ужасе, думая, что они намерены грабить нас и украсть все, что им потребуется. Однако они хорошо платили. Вынужден признать это. Хотя они наглые и надменные и ведут себя, как лорды.
— Да, нам повезло.