Час дракона
Шрифт:
Бегу вниз, тяну за собой проволоку.
– Эй, вы там! Чего притихли?
Кричат снизу. Гулкое эхо многократно прогоняет слово «притихли» по многоступенчатым пролетам.
Я уже в коридоре второго этажа, возле лестницы. Дергаю проволоку. На четвертом застрекотал автомат.
Резерв устремился на звук стрельбы. Грохот каблуков по ступеням, лязгание затворов.
Снимаю с плеча «Калашников», щелкаю предохранителем. Иваны табуном проносятся мимо меня, притаившегося в коридоре второго этажа, возле лестницы. Пролетом выше срабатывает «растяжка».
Взрыв!
Выскакиваю
Минус тридцать два.
Второй этаж, крайний по коридору номер. Раскуроченная пулями дверь, выбитое стекло. Прыгаю с разбега в окно. Сальто в воздухе, приземляюсь на ноги, кувырок – и, мелко перебирая ногами, вперед, влево, к темной массе деревьев.
Замираю за широким стволом векового дуба, осторожно выглядываю.
Ушел чисто. Оцепление, как я и предполагал, выставлено, но быкам далеко до профессиональных военных. Сбились в кучки, мечутся вокруг санатория. Инициативу проявляют.
Человек десять обступили центральный вход. Еще десяток бегут к парадному крыльцу с другой стороны здания, сейчас повернут за угол. Мне хорошо видно, я затаился чуть наискосок от торца.
Перевожу автомат на одиночные выстрелы. Прицеливаюсь в голову одного из Иванов возле центрального входа. Стреляю. Иван падает, его недалекие друзья трусливо приседают, автоматы вскинуты, готовые к бою, и нервы на пределе.
Тут они видят темные силуэты, появившиеся из-за угла, – и, естественно, находится кретин, нажимающий на курок.
Короткая перестрелка. Свои стреляют в своих.
Пользуясь моментом, перебежками огибаю санаторий.
Пожар в дальнем крыле разгорелся нешуточный. Половина здания в огне.
Меня интересует другая половина, а именно – котельная, вход в которую я приметил во время дневных кроссов.
Перепрыгиваю пологую горку угля, ползком добираюсь до порога. Котельная пуста. С момента взрыва в кабинете Пал Палыча прошло буквально не более тридцати минут. Именно полчаса назад кочегар плюнул на свои обязанности. Топка остыть еще не успела. В углу, на угольной куче – трупы в белых адидасовских костюмах. Мои недавние приятели. Из топки смердит горелым мясом. Ужасно противно. Хочется поскорее наверх, на воздух.
Метаю последнюю гранату в жерло печи, кольцо не срываю. Поджарится, сама рванет.
Прощаюсь с гостеприимной котельной. Десять секунд – и я вновь возле облюбованного дубового ствола.
Любуюсь сценой выяснения отношений между быками. Пока опомнились, что палят по своим, положили четверых. Плюс мой провокационный выстрел – итого минус тридцать семь.
Восьмой орет громче всех. Пробует, бедолага, восстановить дисциплину.
Никакого оцепления уже нет. Кажется, все, кто еще жив, столпились у центрального входа. Быки дерут горло, пытаясь решить две извечные российские проблемы: «кто виноват»
Беру Восьмого на мушку.
Взрыв! Котельной больше нет. Стреляю в унисон со взрывом. Нет больше и командира – Восьмого. Среди Иванов начинается паника. Взрыв котельной и одновременная смерть Восьмого окончательно сбили быков с толку. Им уже кажется, что кругом десятки врагов! Сотни врагов! Тысячи! Охота забыта напрочь, ноги бы унести.
Спокойно, не торопясь, исключительно прицельными-одиночными, довожу свою бухгалтерию до отметки минус сорок восемь. Осталось самое большое двенадцать.
Опрометью мчусь к воротам. Так и есть. Шестеро уцелевших быков усаживаются в микроавтобус, еще один возится со створками ворот. Бегут, крысы. Это последние, я обсчитался. Не двенадцать осталось, а семеро. Великолепная семерка, семеро смелых.
Стреляю семь раз, один раз мажу. Восьмой пулей кладу последнего.
Все, я победил. Минус пятьдесят пять Иванов. Если посчитать Пал Палыча с приближенными, всего – минус шестьдесят. Таков итог. Конечный?
Еще раз обследую территорию. Никого, одни мертвецы. Санаторий горит. Ласт кавказская овчарка на привязи.
Не переживай, пес! Скоро сюда обязательно кто-нибудь приедет. Этакое пламя видно километров за тридцать. Заинтересуются люди – милиция, пожарные. То-то их ждет сюрприз!
Хозяев санатория жалко. Висит ведь у кого-нибудь на балансе дом отдыха трудящихся, хорошо еще, если почесались застраховаться от пожара.
В общем, потерпи, собака, если не милиционеры, то уж журналисты точно тебя освободят, не бросят погибать на цепи подле пепелища. А мне пора, прощай…
Я проверил – ключ зажигания в замке. Оттащил подальше от машины трупы. Открыл ворота. И вдруг остро почувствовал опасность.
Я не знал, откуда она исходит, но ощущал ее всем естеством, всей своей сутью.
Подчиняясь инстинктам, я упал на землю. И вовремя! Полуметром выше свистнули пули. Автоматная очередь.
Я откатился под прикрытие автомобильного колеса. Еще одна очередь, отстреливаться нечем. Свой автомат я потерял, когда падал. Ремешок слетел с плеча. Железяка шмякнулась в одну сторону, я в другую.
– Эй, герой! Выходи! Не бойся, больше стрелять не буду.
Неужели? Выглядываю из-за колеса. Так и есть: Сержант.
Одежда у Сержанта сильно обгорела. Сморщилась черной коркой кожа на лице. Правый глаз вытек. Руки сплошь в волдырях ожогов. В общем, видок не ахти…
– Выходи, не бойся! – Сержант отшвырнул свой автомат. – Я ходячий жмурик, понимаешь? Вколол себе какую-то жутко засекреченную гадость из аптечки покойного доктора, малость отлежался, вот и держусь пока. Ты ведь тоже жмурик, как и я. Думаешь, тебе простят роту покойничков? Надеешься слинять, супермен? Зря! Хотя кто знает, может, и повезет тебе… Ты, Тринадцатый, лучший солдат, какого мне когда-либо доводилось видеть. Окажи мне честь перед смертью, давай сразимся без всяких огнестрельных и режущих штучек. Только ты и я, один на один, без дураков!