Час игривых бесов
Шрифт:
– И я тебя целую, – пробормотала Раечка, и хотя в трубке уже звучали короткие гудки, она нежно чмокнула дисплей, а только потом нажала на сброс.
Перевела дух.
Ну вот, теперь и обуться можно, а то ноги совершенно заледенели!
– Батюшки-матушки, – пробормотала Валентина, – страсти-то какие, мордасти! Раечка-то наша, а? Во любовь, во любовь... Надо полагать, этот «Димка, миленький» – тот самый парень, у которого такой же «Ориент», как у вашего молодого человека?
– А
– О господи, Алена! – Валентина укоризненно сверкнула своим темными глазами. – Ну вы на себя в зеркало посмотрите!
«Лучше не надо!» – в панике подумала Алена.
– Вы-то сами как выглядите?
«Ужасно, особенно сегодня, после фактически бессонной ночи! Да и прошлая была – почти такая же!»
– Вы молоденькая, значит, и кавалер ваш молодой!
– А... да? – пробормотала ошеломленная Алена. – То есть это такой логический вывод? Ну, спасибо, Валентина...
– Не за что! – засмеялась та. – Кстати, знаете, я что вам скажу?
– Что? – опять насторожилась писательница.
– Если вы интересовались линзами не просто так, из любопытства, а с конкретной целью, для себя, то я вам вот что скажу: лучше не надо! Вам – не надо. Линзы намертво уничтожают живость выражения, игру света в глазах, а у вас изумительные глаза, очень выразительные, ну а что устали, так это ерунда: вы просто полежите немножко с чайными компрессами на веках, вот краснота и сойдет. Никакие линзы не понадобятся!
– Валечка, спасибо! – аж всхлипнула растроганная Алена. – Спасибо, Валечка, милая!
– Девочки, становимся на программу! Кто у нас тут еще задерживается? – заглянула в раздевалку тренерша, и Алена, благодарно сверкнув на милую Валечку своими «изумительными, очень выразительными глазами», ринулась в зал.
Как говорится, доброе слово и кошке приятно: даже от такого простенького комплимента настроение резко улучшилось, сумбурные мысли, которые метались в голове, словно стая переполошенного воронья, рассеялись. Алена занималась с редкостным удовольствием, не сводя с зеркальной стены своих изумительных и т.д. глаз.
Что и говорить, глазки хороши, особенно когда веки не набухают усталостью или слезами. Впрочем, Валентине легко рассыпать комплименты, потому что у нее и самой очень красивые, яркие карие глаза. Честно говоря, Алена никогда не считала темные глаза привлекательными, ей даже мужчины нравились только светлоглазые – но лишь до тех пор, пока она не влюбилась до полного одурения в некоего обладателя черных солнц, черных туманов... Господи, какими только эпитетами-метафорами она не осыпала эти колдовские (да-да, вот именно!) очи как в жизни, так и на страницах своих романов...
Интересно, как они там живут-поживают, любимые глаза? Исчезло ли кровоизлияние, которое так живописно и пугающе описывала Жанна? Прикладывал
Неужели и правда обрадовался? Может, их любовь не столь уж одностороння, как убеждена страдающая комплексом неполноценности Алена Дмитриева?
– Алена, вы что, на второй час решили остаться? – послышался голос тренерши Лены Мавриной, и наша влюбленная не без труда очнулась.
Да, вот цирк-то! Стоит углубиться в размышления о ненаглядном красавчике, как она теряет всякое представление о времени, месте и пространстве! Занятия закончились, музыка умолкла, дамы ушли в раздевалку – одна только рассеянная писательница Дмитриева торчит посреди зала, рефлекторно передергивая ручками и ножками, глядя в даль светлую с мечтательным выражением в изумительных и выразительных, в данную минуту – редкостно глупых глазах.
– Нет, я просто задумалась, извините, – смущенно улыбнулась она.
– Наверное, о новом сюжете? – интригующе улыбнулась Лена Маврина.
– Ну да... то есть нет, о старом.
– О детективном?
– О любовном, к сожалению, – хихикнула Алена и проскользнула в раздевалку.
Да, этот сюжет никак не давал ей покоя. Господи, как хотелось видеть Игоря, ну это просто что-то страшное! Хотя бы поговорить с ним! Сказать: радость моя, счастье мое, свет моей жизни... помни, что я люблю тебя!
Ну и прочие столь же оригинальные слова.
А кстати, хочется поговорить – так и поговори, в чем же дело?
Торопливо переодевшись и выбежав на улицу, Алена достала телефон и набрала домашний номер Игоря. Нечего и говорить, что этот номер казался ей совершенно особенным и необыкновенным, как и все, что было связано с предметом ее обожания. Однако женский голос, отозвавшийся в трубке, моментально сверзил Алену с поэтических небес на землю житейской прозы. Это был голос мамы Игоря, и при воспоминании о той незначительной, по большому счету, ничтожной разнице, которая имела место быть между обладательницей этого голоса и ею самой, настроение снова испортилось. Алена пробурчала:
– Извините, я ошиблась номером, – и отключилась, радуясь, что на домашнем телефоне в квартире Тумановых нет определителя номера. А впрочем, чему радоваться? Наоборот, надо огорчаться! Был бы определитель, Игорь догадался бы, кто звонил, понял бы, что его подруга думает о нем «каждый день, каждый час, каждую минуту» – ведь именно так она описывала свою постоянную, наркотическую зависимость от мыслей о нем.
Вот невезуха! Даже голоса не услышать! А может, еще разик набрать?
Результат, впрочем, оказался тот же, и Алена отключилась снова. На сей раз без всяких извинений.