Час кровавый и горестный
Шрифт:
– Лишь одно имя ищу я - имя Кристофера Марло.
– Марло? Как, этого дьявола в человеческом облике, актеришку, этого...
– Тупой святоша, Кит будет петь, когда ты взвоешь в муке! И как случилось, что ты накорябал здесь лишь это: "Первого июня 1593 года, Кристофер Марло, убиенный Фрэнсисом Арчером"? Ни слова о надгробном камне и эпитафии.
Старый клирик, растревоженный моими словами, заверещал, как сорока:
– Да, прах его покоится в бесславной урне и в память его не воздвигнута гробница.
– Но полно,
– Так изволил приказать сам сквайр Уолшингем.
– Всякая враждебность исчезла с его сморщенного коричневого личика, уступив место любопытству. Разве не встретил он смерть в трактирной драке? Так посчитал и Виллиам Дэнби, стряпчий королевского дома, который вникал в это дело уже после того, как Ее высочество была похоронена в Кью.
"Королевские стряпчие - люди неподкупные, - думал я.
– Но, может быть, их ввели в заблуждение?"
– Проводи-ка меня на могилу Кита, да поживей.
Он привел меня на церковный двор, где под осевшим холмиком рыхлой земли, скрытым в поникших ветвях платана, осененный цветами, что росли из его глазниц, лежал Кит.
– Как святой Николай однажды милостью божьей возвратил к жизни мальчиков, изрезанных на куски и засоленных в кадушке для бекона, так и мы добываем мед из плевел и при нужде можем учиться добру даже у дьявола, такого, как твой дружок Марло. Известно, мертвые, что картинки, а черт, изображенный на картинке, страшен лишь детям, но Марло был таким сосудом дьявольским, что бог поразил его прямо за греховным занятием.
– Проклятье!
– вырвалось у меня гневно. Я стер с глаз моих недостойные мужчины слезы.
– Твои проповеди горчат, как мясо дикого зверя. Проповедуй впредь только с кафедры, разыгрывай дурака лишь у себя дома.
– В доме моего небесного родителя? О да, в его пределах есть множество дворцов, но ни один...
Я оставил велеречивого старикашку и отправился на поиски таверны Элинор Булл. Уолшингем мог предать Кита земле торопливо и без лишнего шума, даже если Кит умер бы от чумы, но почему в похоронной ведомости он значится погибшим от руки Фрэнсиса Арчера? И почему Энн Пейдж назвала Инграма Фрайзера его убийцей? Или в ее повести больше вымысла, чем истины? Верно, Элинор Булл поможет мне найти ответ.
На столбе у двери таверны трепыхались на ветру изорванные театральные афишки, да и сама мистрис Элинор напоминала комический персонаж, сошедший с подмостков: веселая, языкастая бабенка с круглым лицом и носом, который, судя по цвету, не раз погружался в пивную кружку.
– Доброго вам утра, сударь.
– Доброго утра, сударыня. Не соблаговолите ли выпить со мной стаканчик вина?
Она шествовала впереди меня вверх по узкой лестнице, то и дело оборачиваясь и обдавая меня облаком пивных паров в промежутках между своими ремарками.
– Ла! Сюда редко - уфф, - редко заходит кто-нибудь, кроме
Я рассмеялся и заказал нам по пинте белого рейнского вина. Комната была недурна, с окнами, выходившими в сад, потолком мореного дуба и кушеткой у стены, на которой красовались дешевые гобелены, изображавшие Ричарда Горбуна и Кейтсби на Босуортском поле. У стены напротив пылал камин.
– Скажите-ка, хозяюшка, правда ли, что человек по имени Кристофер Марло встретил свой безвременный конец здесь, у вас в доме, несколько месяцев назад?
– А, так вы знали Марло?
Она впилась в меня хитрющими глазками.
– Хоть он и испытывал на каждом шагу долготерпение господа и английского короля своими непрестанными богохульствами, это был мужчина, за которого не одна женщина полезла бы в огонь. О, сударь, одному богу ведомо, какой это был распутник! Но никогда не смеялась я так, как в компании Кита Марло.
Я постарался придать безразличие моему голосу:
– Драка из-за девки, не так ли? И прикончил его, кажется, Фрэнсис Арчер?
– Ла!
– Она всколыхнулась так, что связка ключей зазвенела на расшитом переднике.
– Вы, должно быть, наслушались этого глупого старикашку - клирика святого Николая - он уже не в состоянии и дерева-то посадить своими трясущимися руками, а не то что правильно записать незнакомое имя. Инграм Фрайзер - вот кто отправил Кита на тот свет,
– Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, сударыня, чем выслушать эту историю от начала до конца.
– Смилуйся, боже, над ним и всеми нами, сказала б я для начала. Он умер в этой комнате, на этой самой кушетке, и, клянусь кровью Иисуса, не пойму я, что понадобилось ему в компании трех таких отъявленных проходимцев - ведь Ник Скиерс - бандит с большой дороги, а Фрайзер нечист на руку, хоть и говорит как святоша; все они жили в Скэдбери Парк и не единожды обделывали темные делишки по поручению Тайного совета. Третий из них, Боб Поули, прискакал на взмыленной лошади ближе к вечеру, а еще через два часа затеялась потасовка. Когда я вбежала сюда. Кит уже был распростерт на кушетке и стилет торчал по рукоять над его правым глазом.
– И Фрайзера не обвинили в убийстве, когда подоспела стража?
– Скоро обвинили, скоро и оправдали - другие поддержали его в том, что Кит, который валялся мертвецки пьяным на кушетке, напал на него. Фрайзер-де смотрел, как Скиерс и Поули играют в триктрак, а тут вдруг Кит набросился на него с ругательствами, выхватил у него из ножен кинжал и пытался заколоть ударом в лицо. Фрайзер вырвался, они сцепились, упали на пол, и Кит напоролся на кинжал.
– Она пожала плечами.
– Расследование началось первого июня, а к двадцать восьмому Фрайзер получил прощение королевы и вернулся в Скэдбери Парк на хлеба сквайра Томаса.