Час Пик
Шрифт:
— Я понимаю.
— Но тут такое горе…
— Я понимаю.
— До сих пор не могу в себя прийти. Глаза закрою, а перед глазами — он, живой…
— Понимаю, понимаю, — покачал головой Обозреватель, которого эти ничего не значащие подробности начинали раздражать — большего надо, большего, проникновенней, чтобы душу защемило…
— Влад–то вообще в последнее время не пил, — вздохнула Коллега и, как показалось Обозревателю — с искренним сожалением. — Закодировался.
— А раньше что — пил сильно?
— Случалось… Но — не больше, чем все остальные в Останкино.
Обернув к Коллеге костистое лицо свежемороженной щуки, Обозреватель осторожно
— Я вот материалы о покойном собираю… Как журналист журналисту, как коллега коллеге… Да что объяснять?!.. Вы ведь все–таки хорошо знали его, много лучше, чем те, кто теперь причисляет себя к его друзьям. Может быть, поможете чем…
Коллега вздохнула.
— Для меня это был идеалом журналиста, идеалом человека, идеалом администратора. Он был на редкость компромисным, умел гасить любые конфликты, он был неистощим на выдумки… Если честно, — она подняла на гостя полные слез глаза, не замечая даже того, что слезы могут смыть косметику, — если честно, я только сейчас начинаю понимать, что впервые в своей жизни столкнулась с гениальным человеком… Да, я не боюсь этого слово: Влад для меня действительно был таковым… Да, добрым, добрым гением Останкина, остроумным, интеллигентным и обаятельным человеком — таким, наверное, его запомнили все… — слезы брызнули из глаз коллеги, безжалостно смывая тушь с ресниц. — Нам так будет его не хватать. Простите, — она поднесла платочек к глазам — он сразу же окрасился в густой черный цвет, — я не могу больше говорить…
Следующий по графику — Функционер. Тот самый, о котором в недавней беседе с Главным Обозреватель упомянул вскользь.
Большой человек.
И, наверное, богатый…
Серое землистое лицо — такое лицо бывает у человека, страдающего хроническими запорами, отметил про себя Обозреватель, ввалившиеся щеки — не спал, видимо, очень вялое рукопожатие — словно дохлую рыбу в руки берешь, а не ладонь.
Ну, ну, давай — что ты скажешь?
Каким добрым и хорошим он был? «Как на лед он с клюшкой выходил?.. Он сказал — поехали, и махнул рукой…»?
Откашлявшись, Функционер произнес:
— Положение Останкино в последние несколько лет стало катастрофическим — имею в виду телеканал. Не по вине людей — не говорю обо всех, — тут же поправился он, — не по вине рядовых работников Останкино превратилось в подобие коммерческого ларька. Практика такова, что за все надо платить…
— Извините, — недовольно поморщился Обозреватель, — мы не «КримПресс», мне хотелось бы больше узнать о том, каким человеком он был…
Функционер вздохнул.
— Замечательным человеком… Принципиальным, но в то же время — готовым на компромисс. Умным, обаятельным, добрым… Боже, как только глаза закрой — его лицо. Влад, Влад — как нам будет тебя не хватать…
В принципе, из добытого материала (Актер. Соратник, Коллега, и Функционер в общей сложности наговорили полкассеты на диктофоне) правда, треть от всего общие фразы: «бескомпромиссным», «готовым на компромисс», «гением эфира», «обаятельным», «мужественным», «умным», «честным», «порядочным», etc. Из всех этих кирпичей, блоков можно было бы состряпать страниц десять, скрепив раствором собственных рассуждений, а этих десяти–более чем достаточно для проникновенной–проникновенной статьи, но на очереди был еще и Музыкант — очень–очень известный, во времена студенческой молодости и сам Обозреватель ходил на его сейшны и, будучи в нестандартном состоянии печени и
Музыкант — в отличие от других музыкантов был умен, хитер, изворотлив и расчетлив, тщательно подбирал каждое слово; наверное, именно эта хитрость и расчетливость позволила ему столько держаться на плаву. Равно и талант, мысленно добавлял Обозреватель, сделав такую незамысловатую уступку самому себе.
Но — умен, силен, стратег, ничего не скажешь: сразу же понял, что именно от него требуется…
— Знаешь, — задумчиво произнес Музыкант, перейдя сразу не «ты» (во–первых — почти одногодки, во–вторых — ситуация), — я недавно с удивлением обнаружил, что у меня в квартире большую часть занимают подарки Влада. У него был замечательный талант, когда привозил мне что–нибудь, то всегда говорил: вот это у тебя будет стоять на рояле, вот это — на кухне, вот это для машины… Я не могу понять, откуда у него было такое зверское чутье на все? Откуда он знал, что мне надо? И ведь не ошибался никогда…
Музыкант говорил долго и проникновенно, Обозреватель периодически поддакивал, кивал, делал сочувственное выражение лица, а глаза все время косил на диктофон — успеет ли Музыкант договорить, пока кассета кончится, или придется еще одну вставлять?..
Нет ничего приятней, чем подойти к утреннему газетному киоску, сунуть купюру продавщице и небрежно так, свысока:
— Такая–то газета есть?
И услышать в ответ:
— Продали уже почти все… Вот, возьмите, последняя…
«Такая–то» — это там где он, Обозреватель работает, в которую пишет.
Старая привычка — еще с подготовительно–университетских времен, когда он ходил по редакциям с торбочкой незамысловатых статей на коммунально–бытовые темы и таскал свои первые эксерзисы в «Московскую правду». Его теперешнее издание, конечно же, куда солидней, но привычка — она и у киоска привычка.
Скупив и просмотрев все газеты (а все газеты, разумеется, только и писали, что о трагедии), Обозреватель с удовольствием отметил правильность хода собственных мыслей относительно траурной заметки: две газеты, не сговариваясь, назвали печатные соболезнования «У него был честный взгляд», еще две — «Последний взгляд», три обыграли «час пик, который стал его звездным часом».
Вот так создаются журналистские штампы. Господа преподаватели спецкурса на журфаках, используйте, пожалуйста в своей многотрудной работе!..
Главный не обманул: через несколько дней Обозревателю действительно привезли видеокассеты — архивные записи с Останкино.
Бесчисленные «Взгляды», «Темы», «Поля чудес», «Часы Пик»…
Смотреть, не смотреть…
Во всяком случае, для сентиментальных воспоминаний материала — и так более чем: с лихвой хватило бы и на сентиментально–криминальный роман, даже с продолжением: «Влад Листьев убит-2».
Сел за компьютер, просмотрел — много ли там еще про аквариумных рыбок писать?
Немного, вроде бы. Во всяком случае, успеет и то и другое.
Итак — начали: lех892, так, вошли в программу, текст, загрузить, директория, название:
УБИЛИ ЕЩЕ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА?
Да, теперь, после выступления Президента, после милицейских кордонов, пасмурного мартовского неба над Ваганьковским, после проникновенных слов, произнесенных над гробом, мы наконец поверили тому, во что верить отказывались: Влад Листьев убит. Убит жестоко, безжалостно…