Час убийства
Шрифт:
– Часы тикают, – негромко произнес мужчина и завел мотор.
Глава 4
– В чем дело, милый? Ты чем-то обеспокоен?
– Не могу выносить эту жару.
– Странно слышать такое от жителя Атланты.
– Я все собираюсь уехать оттуда.
Крепкотелая рыжеволосая Дженни с огрубелым лицом, но неподдельно добрыми глазами задумчиво посмотрела на него сквозь голубоватую дымку прокуренного шумного бара.
– Мак, ты
– С тех пор, как был светом очей отца.
Дженни улыбнулась, загасила сигарету в стеклянной пепельнице и покачала головой.
– Тогда ты никуда не уедешь, голубчик. Поверь мне. Ты житель Джорджии. Там родился, там и умрешь.
– Ты говоришь это потому, что сама из Техаса.
– С тех пор, как была светом очей прапрадедушки. Это янки ездят по всей стране. Мы, южане, пускаем корни.
Особый агент БРД Майкл Маккормак понимающе улыбнулся. Взгляд его снова обратился к двери переполненного бара. Он смотрел на входящих, бессознательно выискивая приехавших парами девушек. Смысла в этом не было. Но в такие дни, когда температура переваливала за тридцать, он не мог удержаться.
– Милый? – снова молвила Дженни.
Мак спохватился, повернулся к ней и покаянно улыбнулся.
– Извини. Клянусь, мать воспитывала меня лучше.
– Тогда мы ничего не скажем ей. Твоя встреча прошла сегодня неудачно, да?
– Откуда ты…
– Мак, я тоже служу в полиции. Не сомневайся во мне только из-за того, что у меня красивое лицо и большая грудь.
Мак открыл рот, собираясь возразить, но она махнула рукой, не дав ему сказать ни слова, потом стала рыться в сумочке, пока не нашла еще одну сигарету. Он поднес ей огня, и Дженни благодарно улыбнулась. При этом морщинки возле глаз стали более резкими. С минуту оба молчали.
Бар был переполнен, люди теснились, в дверь входили новые посетители. Разумеется, половина находившихся здесь были их сокурсники из Национальной академии – детективы, шерифы и даже несколько военных полицейских, поступивших на одиннадцатинедельные курсы. И все-таки Мак не ожидал, что бар будет таким людным во вторник вечером. Люди бежали из домов, видимо, пытаясь спастись от жары.
Мак и Дженни приехали три часа назад и успели занять столик. Обычно курсанты Национальной академии редко покидали Квонтико. После занятий они собирались в столовой, пили пиво, рассказывали о своих приключениях и часам к двум ночи молились, чтобы у них не отказала печень. Ходила шутка, что программа рассчитана на одиннадцать недель, потому что никакие почки не выдержат двенадцати.
Однако в этот вечер людям не сиделось на месте. Невыносимая влажная жара, начавшаяся в воскресенье, все усиливалась и по прогнозу должна была достичь пика в пятницу. Ходить по улицам было то же самое, что валяться в груде мокрых полотенец. Через пять минут майка липла к телу. Через десять шорты прилипали к бедрам. В помещении было немногим лучше, старая система кондиционирования в академии шумела громко, но охлаждала воздух лишь до двадцати девяти градусов.
Вскоре после шести люди начали разъезжаться из Квонтико стремясь развеяться. Дженни и Мак последовали их примеру.
Они познакомились в первые дни занятии – восемь недель назад. Южанам надо держаться вместе, донимала его Дженни, особенно если на курсе так много быстроговорящих янки. Однако при этом
Тридцатишестилетний Мак понимал, что он привлекателен – рост шесть футов два дюйма, черные волосы, голубые глаза и дотемна загорелая кожа, оттого что он всю жизнь бегал, ездил на велосипеде, рыбачил, охотился, гулял пешком, греб на каноэ и так далее. Чем только не занимался, притом его повсюду сопровождали младшая сестра и девять двоюродных братьев и сестер. В таком разноликом штате, как Джорджия, можно нажить всевозможные неприятности, и Маккормаки гордились тем, что усваивали каждый урок накрепко.
Итогом упражнений было поджарое мускулистое тело, привлекательное для женщин всех возрастов. Мак переносил эту трудность стоически. Ему весьма помогало то, что он очень любил женщин. Даже больше, чем следовало, как считала его недовольная мать, твердо настроенная заполучить сноху и множество внуков. Может быть, со временем, думал Мак. Однако сейчас он был повенчан со своей работой и в такие дни остро сознавал это.
Взгляд Мака снова обратился ко входу. Вошли две девушки, следом еще две. Все оживленно болтали. Ему стало любопытно, как они будут уходить – вместе, поодиночке, с новыми кавалерами, без кавалеров. Как будет безопаснее? Черт, он терпеть не мог такие вечера.
– Брось это, – сказала Дженни.
– Что бросить?
– То, что накладывает морщины на это красивое лицо.
Мак отвел взгляд от двери, искоса посмотрел на Дженни, веял стакан с пивом и начал вертеть его в пальцах.
– У кого когда-нибудь были такие дела?
– Которые заседают гвоздем в голове, тревожат во сне и пять, шесть, десять, двадцать лет спустя ты по-прежнему иногда просыпаешься с воплем? Нет, милый, ничего подобного у меня не было.
Загасив сигарету, Дженни полезла в сумочку за очередной.
– Милая, – добродушно передразнил ее Мак, – ты бесстыдно лжешь.
Он снова поднес ей огня и наблюдал, как голубые глаза Дженни оценивающе смотрели на него, пока она прикуривала.
Дженни откинулась на спинку стула, затянулась сигаретой, выпустила дым и отрывисто проговорила:
– Ладно, красавчик. С тобой сегодня каши не сваришь, так что уж расскажи о своей встрече.
– Она не состоялась, – охотно ответил Мак.
– Тебя отшили?
– Ради более крупной дичи. По словам доктора Эннунцио, сейчас все занимаются только проблемами терроризма.
– И отмахиваются от твоего дела трехлетней давности, – Подытожила Дженни.
Мак криво улыбнулся, откинулся назад и развел загорелые руки.
– Дженни, у меня семь убитых девушек, так и не вернувшихся домой к родным. Не их вина, что они убиты маньяком, а не террористом-иностранцем.
– Война бюджетов.
– Именно. В отделе поведенческих наук всего один эксперт-лингвист – доктор Эннунцио, но в стране тысячи психов, пишущих угрозы. Очевидно, письма редактору далеко не первоочередные. А в моем деле они единственная оставшаяся ниточка. Не буду касаться престижа Национальной академии, но меня направили сюда не для того, чтобы продолжать образование, Я должен встретиться с этим доктором и получить его экспертное заключение по поводу единственной приличной ниточки, оставшейся у меня. Если я вернусь в Атланту, так и не поговорив с этим крупным специалистом, на карьере можно поставить крест.