Чаща

Лансдейл Джо Р.

– Зачем это мне рассказывать? – спросил дед.

– Чтобы ты знал, с кем связываешься.

– С грабителем могил? Есть чем гордиться. Я не собираюсь связываться с тобой, мистер.

– Так знай, старый хер, ты мне не нравишься. Ни как ты выглядишь. Ни как распускаешь язык.

– Дальше разговор продолжать не стоит, – сказал дед. – Мне нечего сказать грабителю могил, кроме того, что он ответит за свои грехи.

– На Бога намекаешь, – уточнил громила.

– Вот именно, – сказал дед.

– А по мне, ты вонючий трус, который побежит доносить на меня властям. Про Бога вспомнил, так он тут ни при чем. Сам меня

заложишь.

– Не хочешь накликать беду, не стоит ее звать, – сказал дед.

– Да ну? – сказал громила. Было ясно, что он намерен подраться.

Думаю, дед понимал, к чему все идет, и сказал:

– Послушай, я в твои дела не лезу. Мне они совсем не по душе, но это твои дела. Пусть так и остается.

– Пустая брехня, – сказал громила. – Думаю, ты брехун, который, как только переплывем, побежит рассказывать законникам о нашем разговоре.

Дед не ответил. Он отвернулся, оперся на повозку и стал глядеть на реку. Но его правая рука оставалась в кармане. Я знал, что там у него двуствольный «дерринджер», а, если дело повернется совсем плохо, то пистолет появится на свет. Однажды, года два-три назад, такое уже случалось, когда в городе какой-то пьяница принялся нам угрожать. Тогда один вид пистолета мигом заставил драчуна протрезвиться и пуститься наутек. Так что я знал, что дед наготове, но при этом заметил, что его свободная рука немного подрагивает. Вряд ли виной тому был страх, скорее гнев, но и дураку видно, что он откусил больше, чем сможет прожевать, и понимает это, стараясь сдерживаться. А еще я не сомневался, что громила не ошибся, и, как только мы попадем на тот берег, дед сообщит властям о могильном бесчинстве. Хотя это могло быть вранье, чтобы запугать деда, но, глядя, как сидит костюм, я бы не поручился. Скорее тот говорил правду, даже с оттенком гордости, как если бы удачно прибарахлился.

Через шелест ветра и шорох начинающегося дождя, который все усиливался, послышался лошадиный топот, и я обернулся взглянуть на приближающихся всадников. Дождь уже прошел сквозь деревья и стучал по воде тысячами маленьких подков, а река начала волноваться, раскачивая паром. Всадники подъехали, и я смог получше их разглядеть. Первый – толстый коротышка в цилиндре, с изрядно заросшим лицом, так что волосы накручивались в рот, компенсируя отсутствие зубов. Глубоко посаженные глаза толстяка напоминали пару черных ягодок. Компанию ему составлял высокий плечистый негр, будто высеченный из каменных глыб. Его украшало большое сомбреро с болтающимися по краям грязными шариками хлопка. Возможно, он был одних лет с толстяком, но казался моложе, поскольку все зубы были на месте. Крепкие белые кубики надежно сидели в его черепе, и он радостно скалился, будто узрел райские кущи. Одежда у каждого выглядела так, словно ее вываляли в свином дерьме, а затем дали козлу помочиться. Вонь соответствовала, а ветер и дождь только усиливали впечатление. Оба держали свое оружие на виду. Револьвер чернокожего с ореховой рукоятью торчал из кобуры, как принято в бульварных романах о Диком Западе, а из-за пояса толстяка, утопленный в его брюхо, выглядывал новомодный автоматический пистолет.

Вновь прибывшие завели лошадей на паром, который тут же просел, заставив покрепче упереться в настил. Вода захлестнула края, и паром накренился.

– Пусть останутся на берегу, пока мы переправимся, – сказал дед. – Они лишний вес.

– Не станут

они дожидаться, – сказал громила. – Они в самый раз.

– Да, все путем, – проговорил паромщик, поглядывая на реку и на дождь. Только по его виду напрашивался обратный вывод. Сейчас, как и дед, я сильнее уверовал, что водные переправы – не его стихия, как, по-видимому, и здравый смысл – но все еще рассчитывал на благополучный исход. На тот момент я продолжал смотреть на мир с солнечной стороны.

Толстяк посмотрел на меня и рассмеялся.

– Друг паромщик, – сказал он. – Твой сынок?

Понятно, намекая на меня. Дикция из-за беззубого рта была невнятной, и голос звучал странно.

– Никогда его прежде не видел, – покосившись, ответил паромщик.

– Волос больно у него буйный, совсем как у тебя, – сказал толстяк. – Надо бы вам шляпы носить, чтобы прикрыться. Слыхал поговорку: рыжий волос что мертвый колос? – Толстяк хмыкнул и развернулся, разглядывая Лулу, которая начала дрожать – то ли от дождя, то ли от страха, а, вернее, причина была обоюдной. Толстяк растянул беззубый рот в улыбке, точно дыра в земле разверзлась. – Хотя, как видно, бывают исключения.

– Отчаливай – приказал громила.

– Говорю тебе, паром перегружен, – сказал дед.

– Раз так считаешь, – сказал громила, – вали на хрен со своей телегой и мулами.

– Ну, с меня довольно, – сказал дед.

– Правда? – ответил громила и откинул полу сюртука, заново демонстрируя револьвер.

– Это я уже видел, – сказал дед.

– О, тогда советую не забывать, – сказал громила.

– Со стволом ты герой, – заметил дед, разыгрывая простака, хотя, как я знал, «дерринджер» в кармане был наготове.

– Что ж, – сказал громила, – я отлично справлюсь и без него. Жирдяй….

Жирдяй – понятно, это был толстяк – подошел и взял револьвер, который протянул громила. Затем Жирдяй, не выпуская револьвера, облокотился на повозку и стал разглядывать Лулу, точно собака, намеренная вылизать жирную сковородку. Лула прижала руки к груди, пытаясь укрыться под широкими полами шляпы, как под зонтом, да все напрасно – дождь промочил шляпу со всех сторон и слипшиеся пряди свисали по щекам и плечам, будто ручейки крови.

– Джентльмены, – сказал паромщик, – давайте забудем разногласия.

– Ты заткнись, – сказал громила. – Твое дело управлять паромом. Так что вперед. А я скоро закончу.

– Слушаюсь, сэр, – сказал паромщик, закрыл ворота и взялся за рычаги барабана. Он принялся было насвистывать, вероятно в надежде разрядить атмосферу, но через пару тактов осекся.

В тот же миг громила нанес свой удар. Дед ловко пригнулся и, выпрямившись, врезал с левой громиле по морде. Он хорошо попал, так что кровь из носа залила рот и подбородок, расползаясь под дождевыми струями.

– А, старый гондон, – сказал громила, ощупывая нос, – видно, порох еще не отсырел.

– Можешь убедиться, – ответил дед, улыбаясь и приплясывая на месте.

– Ты сломал мне чертов нос, – сказал громила.

– Подходи и увидим, получится ли поправить, – сказал дед.

К тому времени мы прилично отдалились от берега, и паромщик отчаянно вращал барабан, а вода шипела, захлестывая края. Жирдяй и чернокожий наблюдали сцену с явным удовольствием. Лула не произнесла ни звука, но желание поскорее попасть на тот берег и отправиться дальше было написано у нее на лице.