Чаша Бланшара
Шрифт:
— Не беспокойтесь обо мне, пожалуйста, — сказала она. — Я вернусь как можно быстрее. Но есть еще одно дело, которое я бы хотела с вами обсудить. Мне нужно, посмотреть рекомендации Роуз. Вы не знаете, где я могу их найти?
— Да зачем они вам?
— Миссис Бланшар считает, что есть связь между убийством, кражей и исчезновением Роуз и что девушку не мешало бы расспросить об этом, где бы она ни была. Мне пришло в голову, что в прошлом Роуз можно найти подсказку, где ее искать.
— Была письменная рекомендация, — неуверенно сказала миссис Тули. — Я всегда на этом настаиваю. Если я правильно помню, когда она пришла наниматься
— У кого?
— У лорда и леди Кэрью, если я не ошибаюсь.
— Кэрью? — повторила Агнесс. Имя ничего для нее не значило. — Как она объяснила свой уход оттуда?
— Она хотела совершенствоваться и полагала, что работа кухонной прислуги поможет ей когда-нибудь стать кухаркой.
— Кто подписал рекомендательное письмо? Леди Кэрью или кто-нибудь из прислуги?
Миссис Тули покраснела:
— Не помню. Думаю, что, скорее всего, экономка или камердинер. Почерк явно образованного человека, фразы гладкие, хорошая бумага. В письме не было ничего необычного, если вы об этом.
— Я ничего не имею в виду, — уверила ее Агнесс. — У вас это письмо сохранилось?
Миссис Тули кивнула, направилась к комоду, выдвинула ящик, достала большую картонную папку и развязала стягивающие ее тесемки. В папке лежало листков двадцать. Неспешно пролистав их, она наконец нашла тот, что искала.
— Да, я была права. Написано экономкой. Вот оно.
— Благодарю вас, мэм, — сказала Агнесс, беря бумагу.
Тому, кого это касается
Я подтверждаю, что мисс Роуз Фрэнсис работала горничной в этом доме последние двенадцать месяцев и покидает его по своей собственной воле. За это время она проявила себя услужливой, здравомыслящей и усердной работницей. Характер у нее в целом хороший, она общительна и здорова.
— Меня интересует еще одно письмо, — осторожно сказала Агнесс, возвращая бумагу. — Как я поняла, миссис Бланшар недавно разговаривала с вами о письме Роуз, которое нашла наверху.
Голова миссис Тули снова задрожала.
— Этот случай я бы предпочла забыть, — призналась она. — Я тогда ужасно разнервничалась.
— Я бы не хотела расстраивать вас, мэм, мне только нужно знать, что было в письме и сохранили ли вы его.
Миссис Тули покачала головой:
— Я вернула его Роуз после серьезного разговора. Это была записка на полстранички — без подписи, но почерк ее, — адресованная кому-то, кого она называет «Любимый». В общем, ничего особенного. Она писала, что рада, что он здоров, и что подумает над его предложением. Еще благодарила его за щедрую помощь и выражала надежду, что увидит его в ее следующий свободный день, чтобы еще раз обсудить это предложение и сообщить свое решение.
— Вы адрес не помните?
Миссис Тули сглотнула и переложила очки на другое место.
— Так не было адреса… Я же сказала, что письмо не было закончено.
— И как она объяснила то, что письмо оказалось в гостиной?
— Удивилась и заявила, что никогда там не была. Сказала, что, наверное, кто-то
— Она не говорила, кто, по ее мнению, мог такое сделать?
— Нэнси или Дорис, или обе вместе. Она утверждала, что обе ее ревновали. Но, поскольку доказательств у нее не было, я не стала обращать внимания на это предположение.
— Вы не спросили, кому она писала это письмо?
Миссис Тули поморщилась, как будто вопрос показался ей болезненным.
— Когда я спросила, писала ли она тому человеку, с которым я ее видела на улице и который, как она утверждала, просто спросил дорогу, и было ли это предложение предложением выйти замуж, она заупрямилась и отказалась вообще что-либо отвечать. Я напомнила, что прислуге запрещается заводить поклонников и что, если она не будет вести себя примерно, ее не отпустят в положенное ей воскресенье. И еще сказала, что до меня уже доходили слухи о том, что она несколько раз выходила из дому по вечерам с Филиппом.
Голова миссис Тули снова затряслась.
Агнесс вспомнила свои собственные трудности с Роуз, свои старания всячески избежать столкновений и посочувствовала.
— Как она восприняла ваш выговор? — мягко спросила она.
— Разгорячилась и заявила, что Филипп тут вообще ни при чем, мол, они друг для друга ничего не значат, и то, что записка написана в такой ласковой манере, вовсе не означает, что она предназначалась любовнику. Я-де к ней несправедлива, ведь даже слугам разрешается иметь жизнь вне этих стен. А затем она сделала нечто абсолютно недопустимое.
— Что именно?
— Топнула ногой, как капризный ребенок, и сказала, что с нее хватит, ей надоело, что из-за ревности другие женщины поливают ее грязью, ей опостылела эта тягомотина и она заслуживает лучшей жизни. И разорвала письмо прямо у меня на глазах. Я сказала: «Я покажу тебе тягомотину» — и в наказание велела ей перемыть банки с соленьями. Но не прошло и десяти минут, как она уронила банку с абрикосами на пол. Это мне назло, я ничуть не сомневаюсь. Следовало уже тогда ее уволить. Я бы так и поступила, если бы не было так трудно найти новую служанку…
Видно было, что миссис Тули утомилась от воспоминаний: ее лицо покраснело еще больше, а подбородок дрожал от переизбытка чувств.
— Разумеется, — сказала Агнесс, сочувственно похлопывая экономку по руке.
Ей стало жаль миссис Тули, жестоко было бы и дальше приставать к ней с вопросами. «Как это похоже на Роуз, — подумала Агнесс, — какой показной и наглый жест! Но если не о браке, то о каком тогда предложении шла речь в письме? И зачем вся эта таинственность? Это могло означать лишь то, что девушке было что скрывать. Например, намечающийся грабеж…»
ГЛАВА 18
Когда ужин подали наверх и все остальные обязанности были выполнены, большинство слуг разошлись по своим комнатам. Агнесс, как обычно, предпочла остаться на кухне. Час или два в одиночестве давали ей возможность разложить все по местам, проверить кладовку, посмотреть, что осталось и что нужно будет купить на следующий день. Часто в это время, сидя за кухонным столом, она писала письма Питеру, вносила в свою книгу новые рецепты или исправляла старые. Среди ножей и кастрюль, оставшихся запахов пищи, в тепле от догорающих углей в очаге она чувствовала себя как дома. Кухня была местом, где ей было спокойнее всего.