Чаша бурь
Шрифт:
— Эти два истока должны быть схожими, созвучными…
— Так и было.
— Где они сейчас?.. Где прячутся большие корабли атлантов?
— Везде. На своей планете. На Земле. На Венере.
— На Венере?
— Близ Венеры обнаружены их орбитальные станции, искусно, впрочем, закамуфлированные. Выглядят они как… базальтовые глыбы. Но именно там их главные базы и причалы. Оттуда выходят в экспедиции их десанты.
— Венера, по верованиям древних, — планета, помогающая магам.
— Не все, что делали и делают атланты, напоминает черную магию. Они первыми открыли целебные свойства змеиного яда, у них была письменность,
— Я это знаю. Что нас ждет?
— Борьба.
— Заклинаю: дайте мне оружие.
— Видишь ли, это сложно… И атланты и мы применяем волновое оружие. Действие его носит туннельный характер: оно не обнаруживает себя в пространстве до тех пор, пока не достигнет зоны действия. Тогда вдруг разрывается привычная связь, даже временная последовательность событий. Даже мелочи оказываются исполненными скрытого смысла… У атлантов под горячей пустыней Венеры, в глубоких катакомбах, напоминающих каньоны и карстовые пещеры, укрыты мастерские и ангары. В планетных разломах горят искусственные огни и текут искусственные ручьи. И племя карликов мкоро-мкоро, переселенное с другой планеты, ютится там в небывалой тесноте. Карлики плавят кристаллы и куют металлы для волнового оружия атлантов.
— Чего хотят карлики мкоро-мкоро?
— Не знаю. Но атланты верны себе: они принуждают других работать во имя своих интересов.
— Еще вопрос. Тогда, на побережье, они знали уже, с кем имеют дело?
— Они обнаружили наши корабли на окололунных и марсианских орбитах.
— Они сбили бот, — сказал я. — Селфридж был атлантом, во всяком случае, этот доблестный офицер присвоил себе чужое имя, чужую судьбу и, возможно, убил своего предшественника. Вы уже знаете это… или нет?
— Да, но помог нам ты.
— Хорошо, что научились читать мысли с помощью светового кода.
— Мысли передаются чаще всего не кодом, а непосредственно, трансляцией образов. Иначе говоря, нет таких посредников, какими являются слова в языке, порой те только ограничивающие возможность обмена мыслями, но и прямо искажающие смысл, содержание. Код нужен для передачи некоторых абстрактных понятий, он является вспомогательным средством, как, например, линейки в тетради для письма.
— Недаром, оказывается, слова «свет» и «мысль» издревле рядом. Вот на чем основана техника телепатии!
— Есть еще одна возможность. Свет фонаря, горящей спички или автомобильной фары хаотичен, число фотонов, испускаемых в единицу времени, случайно, хотя и близко к какому-то среднему. Поэтому фотоны могут образовать последовательность, похожую на сигнал. Такой случайно возникший сигнал может длиться, скажем, всего одну сотую долю секунды, но для нас этого может оказаться вполне достаточным.
— Скажи, задержка вашего бота в распадке… помогла атлантам?
— Разумеется. Это означало еще одну их экспедицию по сбору материалов о прошлом, как они это называют.
ТРЕЗУБЕЦ НЕПТУНА
Около восьми утра позвонил Леня. Мы должны были осмотреть раскопки палеолитической стоянки.
— Километров четыреста. Три часа езды.
— Леня, ты преувеличиваешь возможности твоей машины. И свои — тоже.
— Нет, — лаконично парировал он выпад.
Я собираюсь. Вспоминаю, что палеолит — это канун великой Атлантиды. Теперь, когда атланты вернулись и похитили многое из того, что
Разговор с Леней в машине:
— На Японских островах найдены черепки глиняной посуды, изготовленной тринадцать тысячелетий назад. — Я откидываюсь на спинку сиденья и вполголоса добавляю: — Это предшествует расцвету Атлантиды на другом конце земного шара.
— Откуда ты это знаешь? — неожиданно спрашивает Леня, не поворачивая головы, и сам себе отвечает: — Впрочем, ты ведь археолог…
— Жаль, но археологи об этом даже не слышали.
— Как это?
— А так. Об Атлантиде написал Платон. И все. Никто из археологов не принимает всерьез им написанное.
— А ты?
— Я верю ему.
— Мне говорили, что на нашей стоянке тоже обнаружены какие-то древности. Им десять тысяч лет или даже больше.
— Это время атлантов. — И я ловлю себя на мысли, что подчеркиваю, как будто нарочно, свою приверженность теме Платона, но в конце концов Леня не сможет догадаться, какие у меня на этот счет есть основания. Жаль, что нельзя с ним поделиться всем, что я знаю. Он не поверит. Я сам иногда спрашиваю себя: уж не привиделось ли все это во сне?
И вот вдали лагерь археологов: брезентовые палатки, рубленый дом поодаль, дым из трубы которого стелется над пихтовой рощей.
Роща подступает к реке, оставляя то тут, то там лужайки, поляны, галечники. Выше по течению угадывается обширное болото.
— На этой террасе нашли сразу две стоянки, — поясняет Леня.
Он останавливает машину. Мы бродим по лагерю никем не замеченные. Потом проглядывает солнце сквозь белесую пелену, и к нам подходит бородач с пустым закопченным котелком в руке. Леня здоровается с ним. Бородач отвечает кивком. Леня провожает его до реки, потом возвращается, ведет меня дальше, к самой стоянке. Бородач возвращается, показывает пластины и заготовки из обсидиана, ножи и остроконечники. Темный блестящий камень гладок и прохладен на ощупь. Попадаются пластины и резцы почти прозрачные, светлого, дымчатого цвета.
— Похоже на ювелирные поделки, — говорит Леня.
— Это древняя дальневосточная традиция обработки камня. — Бородач любуется вместе с нами скребками и наконечниками копий, показывает бусины из воскового агата, оникса, почти прозрачного опала.
— Им больше десяти тысяч лет, — произношу я вслух.
— Около пятнадцати тысяч лет, — поправляет бородач. — Кое-что пропало. Пашня отняла у нас самый верхний горизонт. Культурный слой был нарушен… и все же это настоящий палеолит. А чай, наверное, уже готов. Приглашаю. — Он сделал любезное движение рукой.