Чаша гнева
Шрифт:
– Кто я такой, чтобы давать советы королю? – пожал плечами Кадок. – Я лишь выполняю приказы. Если вы не сдадитесь и добровольное не поедете за мной в Париж, то я вынужден буду применить силу, – он махнул рукой себе за спину, где строился в боевой порядок отряд, как минимум вдвое превосходящий тамплиеров численностью, – дорога назад, кстати, тоже перекрыта. Спорить дальше нет смысла, либо сдавайтесь, либо будем биться. Решайте. Я жду. Или… – глава королевских наемников на мгновение заколебался, – отъедемте в сторону, рыцарь, не знаю вашего
– Робер – за мной, – бросил де Лапалисс, и сдвинул скакуна с места.
– Вы желаете говорить со мной вдвоем? – усмехнулся Кадок, когда они съехались у обочины, под сенью громадного бука. – Прекрасно!
– Что вы хотите нам сказать? – жестко спросил брат Анри. – Говорите быстрее, и начнем биться! А то стоять на месте холодно!
– Вы смелы, – уважительная улыбка тронула лицо Кадока. – Впрочем, Орден Храма всегда собирал под своими знаменами отважных! Я думаю, вы уже поняли, в чем истинная причина того, что я встал на вашем пути.
– Нет, – ответил де Лапалисс. – Как мы, скромные служители Храма, можем понять капризы сильных мира сего? Не так ли?
– И тем не менее вы поняли, – черные, точно дыры в ад, глаза Кадока с жадным вниманием обшаривали лица рыцарей. – Отдайте мне чашу, и я отпущу вас с миром!
– Чашу? Какую чашу? – удивление брата Анри выглядело настолько искренним, что Робер сам готов был поверить в него
– Ту, которую вы везете с собой, – не дал себя провести Кадок. – Я знаю, она у вас. Я прошу ее не для себя, а для короля Франции! Обладая такой силой, он сможет раздвинуть державу до пределов государства Карла Великого, изгнать англичан за Ла-Манш, усмирить баронов! От Брюгге и до Пиренеев, от Туля до Бретани воцарится мир и благоденствие! Неужели это не великая и благородная цель?
– Во имя Господа, вы правы, сеньор, – со смирением сказал Робер, прежде чем брат Анри успел ответить, – это цель и великая, и благородная! Для Франции. Но мы служим не Франции, а Господу Богу, для которого все царства земные – не более, чем прах у стоп…
Де Лапалисс глянул на молодого нормандца с удивлением, черты же Кадока исказила злоба.
– Как знаете! – сказал он. – Пусть воронье рвет ваши трупы!
И подхлестнув коня, он развернулся к своим воинам.
Лицо брата Анри, когда рыцари заняли место в строю, было серьезным, а в глазах таилась тоска.
– Брат Робер, – сказал он, – во имя Господа ты должен уцелеть, пусть даже мы все погибнем. Сейчас мы с Божьей помощью попробуем прорвать их строй. Ты сразу после этого сворачивай в лес и уходи один. Они погонятся за нами, за большинством. Вряд ли Кадок знает, у кого именно Чаша.
– Разве нет другого выхода? – тихо спросил Робер, сердце которого неожиданно сжалось.
– Видит Господь, нет, – кивнул брат Анри. – Ты должен во что бы то ни стало доставить ее в Святую Землю! Помни об этом во имя Пречистой Девы!
Отдав Роберу увесистый кошель с деньгами, он вернулся на свое место во главе отряда.
– Ну
– В шпоры! – ответом прозвучал боевой клич брата Анри. – Не нам, не нам!
– Но имени Твоему! – хором поддержали рыцари, бросаясь в самоубийственную атаку.
Робер также пришпорил коня, не желая отстать от товарищей. И так стремителен был их натиск, что ощетинившийся копьями строй королевских воинов дрогнул и подался назад. Орал что-то Кадок, но воины не слушали его. Опыт и дисциплина тамплиеров в какой уже раз взяли верх над численностью.
Они раскололи строй противника, оставив на дороге несколько трупов.
Робер нанес несколько ударов, выщербил чей-то щит, снес голову подвернувшемуся под руку пехотинцу, и вдруг понял, что впереди – только свои. Он еще раз дал шпоры, конь добавил ходу.
"Вырвались! Вырвались!" – пело сердце. До спасительного поворота, за которым можно будет сменить коней, оставалось несколько туазов, когда из-за спины донеслись хлопки арбалетов. Беззвучно свалился с седла скакавший рядом брат Андре, в спине его торчал короткий и толстый бельт, пробивший доспехи, как ивовую кору. Жеребец Робера вскрикнул, почти по человечески, и тут же начал падать.
Молодой рыцарь успел увидеть отчаянное лицо обернувшегося брата Анри, и тут его изо всех сил ударило о землю. Дыхание с шумом покинуло измученное тело, но сознания Робер не потерял. Заученно перекатившись он отскочил в сторону, и только чудом не попал под копыта одному из сержантов.
– Разворачиваемся! – вопль брата Анри перекрыл ржание лошадей и людские крики.
Отряд тамплиеров остановился, и словно раненый зверь, решивший погибнуть, но унести с собой обидчика, пополз назад. Из всех тех, кто не так давно высадился на берег Нормандии, в седле осталась в лучшем случае треть.
Брат Анри посмотрел Роберу прямо в глаза.
"Уходи!" – говорил его взгляд. – "Беги! Я приказываю! Чаша важнее всего, важнее устава, который запрещает бегство с поля боя! Беги! Мы задержим их!".
Робер ощутил, как ему щиплет глаза, и вдруг понял, что ветер тут не при чем. Молодой нормандец заметался, не зная, что предпринять, но арбалетчики в отряде Кадока перезарядили свои страшные орудия убийства.
Очередная стрела, вонзившись в плечо, сбила с седла брата Готье. Лязгнули доспехи, сержантская шапка, забренчав, откатилась в сторону.
– Уходи! – уже вслух крикнул брат Анри, и, вскинув над головой меч, приказал. – Вперед, во имя Господа!
Кони рванули с места. В бой шли уцелевшие рыцари, сержанты и даже оруженосцы. Каждый был готов умереть за Орден, пусть даже в бою с воинами своего короля.
Ощущая, как постыдные слезы текут по лицу, Робер прыгнул в сторону. Ветви орешника ударили его по лицу, он скатился по склону какой-то канавы и ударился головой о ствол словно выскочившего навстречу дерева. Только шлем уберег его от увечья.