Чаша любви

Ковалева Татьяна

— Вы не испугались, мисс? — спрашивает Сахиб.

Я качаю головой.

И Саша качает головой.

— Однако!.. — глубокомысленно восклицает он.

А я не могу понять смысла его восклицания. Только крепче держу Сашу за руку.

А тут праздник. Ребятишки носятся друг за другом и хохочут. Готовится вкусная пища. Отовсюду тянет ароматным дымком. Все украшены цветами, все надели лучшие одежды. Женщины поют песни, собравшись

в кружок. Гита по их просьбе танцует под деревом. Мужчины подыгрывают ей на неизвестных мне струнных инструментах. А Гита, зеленое яблочко, так красива, юна, гибка, движения ее так совершенны! Эта девочка будто рождена для танца.

Старики подначивают Сашу на единоборство с первым силачом деревни — с Сахибом. Сахиб улыбается в сторонке. Небольшого роста, худощавый. Рядом с Сашей — великаном, русским медведем — Сахиб выглядит тщедушным подростком. Но он жилист. Я слышала, жилистые люди сильны, выносливы; и с ними, с ловкими, в поединке нелегко сладить.

Старики не долго уговаривают Сашу. Вот они торжествующе вскрикивают и садятся на землю, образуя круг. Восклицают что-то, с удовольствием ждут представления.

Кто-то приносит толстую бамбуковую палку. Сахиб и Саша тоже садятся на землю — против друг друга. Упершись один в одного ногами и крепко ухватившись за палку, они тянут ее — каждый на себя. У обоих вздуваются мышцы, краснеют от напряжения лица, испарина проступает на лбу... Но бамбуковая палка не двигается ни вправо, ни влево. Слышно, как она потрескивает в могучих руках.

Старики от восторга подпрыгивают на месте. Они подбадривают противников, шлепают ладонями себе по худым коленям. Глаза у стариков так и горят.

Наконец Сахиб перетягивает палку на себя. Он победил. Старики ликуют. Саша смеется. Я полагаю, он поддался. Уж мне-то известна его сила...

Старики обнимают Сашу, хлопают его по крутым плечам.

— Не огорчайся! — переводит Сахиб слова стариков. — Еще подрастешь и победишь Сахиба.

Видеть все это очень смешно.

Между тем женщины «накрывают стол» посреди деревни — под тем раскидистым деревом.

После обильной трапезы и некоторых возлияний мы с Сашей обнаруживаем общее наше желание прогуляться в горы. Из-за дождей мы еще не отходили далеко от деревни. Между тем окрестности так прекрасны, так манят!..

Гита хочет сопроводить нас. Но Сахиб останавливает сестру, он, видно, говорит ей, что люди иногда хотят побыть наедине друг с другом.

Гита явно огорчена. Девочка так к нам привязалась за эти дни, что не хочет расставаться ни на минуту.

Помахав Гите рукой, мы углубляемся в чащу. Поднимаемся в гору по какой-то тропе. Тропа влажная после дождей, в некоторых местах скользкая. Здесь, в густой чаще, пахнет землей, перегнившей листвой. Тут и там торчат над тропой желтые корни, пересекают ее, подобно змеям, вьются по камням и траве. После дождя мы первые идем по этой тропе. На ней еще нет ни следочка. Временами налетающий ветерок шелестит листвой у пас над головой.

Наше с

Сашей внимание привлекает утес, гордо возвышающийся над джунглями. Со стороны деревни он совершенно отвесный. Но с обратной стороны на него как будто можно взобраться. И мы, сжав зубы, упрямо карабкаемся по кручам. Очень хочется обозреть землю с высоты орлиного полета. Вполне нормальное желание для двух молодых людей, способных посреди пути сойти с поезда.

Спустя примерно полтора часа мы покоряем-таки утес. Усилия наши вознаграждены великолепным видом, открывшимся сверху. Дух захватывает от красоты. И мы не можем произнести ни слова, только крутим головами в разные стороны — совсем как птенцы в гнезде.

Река извилистой лентой огибает подножие утеса. Кругом высятся гряды невысоких гор; какие-то из них столообразные. Вот почему называется — плоскогорье... горы плоские — я это так понимаю. Деревня, из которой мы пришли, видится совсем маленькой: великан проходил, обронил несколько чечевичных зерен — вот и вся деревня. А небо! Небо высокое-высокое, ясное и такое синее, что я, кажется, еще такого не видала. Я всматриваюсь: не увижу ли среди дня звезды?

Саша хочет подойти к краю утеса и заглянуть в пропасть. Но я крепко хватаю его за руку:

— Не надо! Вспомни, что сказал тот старик. За тобой ходит бездна.

Саша смеется:

— Ты воспринимаешь его слова слишком конкретно. Бездна — это не обязательно пропасть. Это может быть и бездна любви... Сжигающая страсть...

Но все-таки он слушается меня.

Мы садимся на каменный выступ и долго-долго сидим без движений и слов. Сидим мы плечом к плечу. Не видим, но чувствуем друг друга. Не знаю, как Саша, а я физически ощущаю любовь, объединяющую нас. А еще нас объединяет красота, что разлилась у наших ног и что синим небом укрывает нас.

Пребывая в неподвижности, в тихом восторге, я, кажется, начинаю медитировать. Красота природы и любовь соединяются во мне. И прекрасное соединение это как бы дает мне крылья. Я постепенно теряю ощущение собственного веса, становлюсь будто бы бесплотной. Я теперь — просто душа, присевшая на утес, я и есть любовь и красота этого мира. И я — совершенство, которое хочет с любовью объять весь мир и созидать, и созидать... и давать жизнь новому совершенству. Кажется, я теперь понимаю великую гармонию песчинки и песка, капельки и моря; гармонию человека среди людей.

Сколько времени мы проводим так — час, или два, или три — трудно сказать. Время остановилось для нас. Наше молчание — это только для стороннего наблюдателя молчание. Для нас оно — созвучие мыслей. Я знаю, что мы с Сашей сейчас думаем об одном — о нашей любви. У нас сейчас один разум на двоих. И если прежде, не так уж и давно нам посчастливилось соединиться физически, то сейчас, на этом утесе мы соединились духовно. И оба почувствовали это. Мы обрели иное качество. Не друзья мы с ним уже, не любовники — мы супруги теперь. Кажется, давным-давно это было: Бог соединил наши сердца. Сегодня он соединил наш разум. Мы проникли друг в друга, мы друг в друга проросли. И разъединит нас теперь разве что только смерть... бездна...