Чаша отравы

Герасимов Игорь Владимирович

А потом с участниками ударной комсомольской стройки начался откровенный разговор — как о достижениях, так и о недостатках.

— Леонид Ильич, жилья не хватает, — сказал кто-то.

— Не хватает? — Брежнев обернулся к первому секретарю ЦК КП Таджикистана Джабару Расулову: — Сколько денег требуется для строительства жилья в этом году?

— Один миллион рублей, — ответил руководитель республики.

— Госплан выделит вам этот миллион, — заверил Брежнев. — Поможем вам и с металлом, и с цементом.

— Да, Леонид Ильич... Мы любим смотреть спортивные передачи, состязания... Международные... Мы хотим болеть за наших, советских спортсменов в прямом эфире, но сигнал сюда не поступает, нет ретранслятора, — сказал бетонщик Вадим Гриднев.

— В самое ближайшее

время ретранслятор будет установлен, — пообещал Брежнев.

— Отлично! Молодец, что попросил, — негромко сказал Вадиму стоявший рядом водитель самосвала Шариф Эргашев. — Куплю, значит, телевизор. Кстати, не забыл? В субботу с утра жду к себе во двор — на плов, по случаю рождения первенца.

— Спасибо, обязательно приду. Скоро, надеюсь, и тебя с Фаридой позову по тому же поводу. Нам с Верочкой где-то месяц остался.

— Обязательно!.. Ну, и за жилье Леониду Ильичу сердечное спасибо. Нам это как раз очень будет нужно!

— Ага...

Углич, 14 ноября 2020 года

— Мне часто снится Таджикистан. Мой Нурек. Вахш... Водохранилище... Стоит облако от брызг, а в нем горит радуга... — сказал Рахим. — Вы были когда-нибудь у нас?

Трое друзей отрицательно покачали головой. Иван произнес:

— Увы, не довелось. Отец рассказывал, что был там на первом пуске. Еще до моего рождения. Его завод, ЗиЛ, ныне угробленный, выпускал машины, они широко использовались при строительстве ГЭС.

— Мой, кстати, тоже... — добавил Денис. — Он тогда работал на МАЗе.

— Надо же... Всё было общее. И страна одна на всех... — сказал таджик. — Спасибо, Вань, что открыл мне глаза. Дед тоже мне объяснял в свое время, но я, стыдно признаться, не придавал значения, думал, что всё в прошлом. А потом в восемнадцать лет женился, стали мы отдельно жить. Дети пошли, не до политики или истории было... Их у меня четверо. Как там они все... Звонил моей Зухре позавчера, говорит, живут... Без подробностей, но знаю, что тяжело им без меня. Швеей подрабатывает... Мама что-то посылает, она в Москве сиделкой работает, за больными стариками ухаживает.

Рахим тяжело вздохнул.

— Знаю, друзья, что не особо вы нас любите. Дикарями считаете, говорите, что понаехали. С тараканами и крысами сравниваете. Но мы сами не стремимся сюда. Если выбирать место для жизни, то лучше родного края, где ты вырос, нельзя ничего найти. Только нужда нас гонит. У вас хоть что-то можно заработать, хоть как-то пожить. А мы там выживаем. Там для рядовых людей нет сейчас нормальной жизни. Мне как-то ролик из фильма прокрутили, там один другому говорит, что товарищ Ленин очень хочет видеть вас в родном кишлаке. Так ведь я согласен! Я бы всю жизнь прожил в Нуреке, но там не платят столько, сколько в Москве или Питере. В Питере, кстати, отец мой погиб на стройке, так даже никакой компенсации не дали... Всю жизнь прожил бы, рядом с семьей, детей воспитал бы. Как все мои предки. И не нужны мне другие края, мой край теплый и благодатный. Так, поездить по стране в отпуск, как турист, или друзей навестить. А не как раб. Вот дед мой весь Союз объехал...

— Не говори так, Рахим, — произнес Смирнов. — Мы так не считаем. Да, ты прав. Нужно, чтобы в любой точке страны люди жили достойно, чтобы не было такого, что где-то нищета, а где-то избыток средств. Чтобы не было такого, что кто-то вынужден заниматься черной и тяжелой работой за гроши вдалеке от родных краев только потому, что не там вырос. У нас всех, несмотря ни на что, по-прежнему одна страна и одна судьба. Как бы нас ни разделяли. Ты ведь родился в СССР?

— Да, — улыбнулся Эргашев. — 14 ноября 1991-го. На седьмом месяце... Спешил, видимо, а иначе не успел бы застать. Что-то не так пошло, но врачи спасли меня и маму.

— Ой, так у тебя сегодня днюха! Хоть и не юбилейная. Что же молчишь? Поздравляем! — сказал Гена.

— Присоединяюсь, — поддержал Денис.

— Аналогично, — сказал Иван.

Все трое пожали руку Рахиму.

— Так вот, — продолжил Иван. — У нас одна

страна. И одна на всех беда. Да, русские националисты... и национально сознательные граждане, которые на этническое происхождение внимательно смотрят... не любят Советскую власть и СССР, говорят, мол, зачем присоединили всех... Но вас, к сведению, не коммунисты присоединили, а еще при Российской империи, а коммунисты по сравнению с дореволюционными временами больше потеряли территорий, нежели приобрели — но ведь и в этом тоже обвиняют, шизофренически... Ну, вот, видно, забыли они, те, кто так вас не любит, что как раз при Советской-то власти российские города были, так сказать, национально однородными... Раз это для них столь уж важно и жить они без этого не могут. Что это капитализм, и только капитализм нарисовал столь неприятную их взору национальную картину на улицах Москвы и других городов. Был бы социализм — не нужно было бы никому никуда мигрировать в поисках лучшей жизни. Ибо она была хорошей везде, во всех республиках. Но не могут этого понять люди. И не хотят... Да, одна на всех беда. Враг захватил нашу страну. Ударил в спину. Изнутри и сверху. Только Белоруссия сумела отбиться и стоит уже четверть века. И нам надо вместе уничтожить этих врагов. Мы вместе должны убрать здешних кровопийц. И мы, коренные, и вы, так называемые мигранты. А потом, как и в ходе наступления Фрунзе, и ваших баев и эмиров завернем в саваны и мы, и вы, и те, кто сейчас там живет и трудится. И будет снова большая цветущая Родина, одна на всех. И каждый, раз уж на то пошло, будет жить там, где ему удобно и хорошо, а не там, куда нужда гонит. И Россия даст Таджикистану что-то свое, чего у него нет, а Таджикистан даст России то, чего нет у нее. Жаль, что часть стока сибирских рек так и не удалось перебросить на юг из-за саботажа — было бы продовольственное изобилие для всех. В общем, только если мы будем вместе, у нас будет сила и достаток... Мы все снова станем хозяевами страны. И ты, и твоя мама, и твоя Зухра, и твои дети. Давай... За тебя, Рахим, и твою семью! За твою республику! За рабочий класс! За дружбу советских народов!

— Спасибо! — улыбнулся таджик.

Все четверо сдвинули кружки с чаем.

— За то, чтобы кровопийцы ответили за свои преступления! — сказал Денис.

— За будущий СССР! — добавил Гена.

Джонстаун (Гайана), 18 ноября 1978 года

Вечером в поселении было тревожно. Ощущалось приближение большой беды.

Лидер «Храма народов» Джим Джонс объявил общий сбор, чтобы обсудить с членами общины визит конгрессмена Лео Райана и его возможные последствия.

Их так и не хотели оставить в покое. Когда каждый из них там, на своей родине, в США, страдал от нищеты, не имея нормального крова над головой, не зная с утра, удастся ли вообще в наступивший день поесть или подработать, то государству было на них наплевать — выживайте как хотите. Однако когда волей, энергией и умом Джонса людям удалось объединиться в равноправную общину, когда разрозненные бедняки и отверженные стали сплоченным коллективом, на них начались яростные гонения.

Спасаясь от преследований, сотни американцев решили эмигрировать сюда, в Гайану, англоязычную страну в Южной Америке, правительство которой провозгласило программу «кооперативного социализма». Инициатива переселенцев отвечала планам властей, и им отвели участок земли в джунглях, чтобы они могли построить поселок и заниматься хозяйством.

И им всё удалось. Все семьи разместились в благоустроенном жилье. У всех была в достатке еда. Каждому в случае необходимости оказывали медицинскую помощь, включая проведение сложных операций. Все они, наконец, познали новую жизнь — жизнь без страха за будущее, без произвола господ и власть имущих, без грызни за место под солнцем. Жизнь в дружбе и солидарности. С общим трудом на благо всех и каждого.

Обычно, как известно из истории, подобные начинания на протяжении веков оканчивались ничем. Но здесь, как исключение из правил, у этих простых американцев всё получилось. Община росла и развивалась.