Чаша отравы

Герасимов Игорь Владимирович

— В Белоруссии, получается, по-другому? — предположил Игнатенко.

— Да. Там, за счет того, что власть антиимпериалистическая, антифашистская, левая, социально ориентированная, причем не склонная к предательству, и за счет того, что ее поддерживает арифметическое большинство населения, соотношение сил — в пользу солидарного общества. Несмотря на то, что антиправительственно настроенные массы очень активны и сплочены, несмотря на то, что белорусскую оппозицию, в отличие от российской, всячески поддерживают из-за рубежа. Но если власть вдруг падет, то арифметическое большинство уже не будет иметь никакого значения. Важна сила и организованность. Поэтому здесь ключ к устойчивости общества, не разделенного на «высших» и «низших». Бывает так, что простое большинство за социализм. Но, несмотря на настроения большинства, те, кто имеет реальную власть, резко против. Потому что при классовом обществе любая власть на порядок слаще, и ее можно гарантированно

передавать потомкам. Поэтому так важен правильный подбор кадров — чтобы на руководящие посты приходили только те, для кого важно благополучие именно всей страны, всего народа, а не собственный успех. Верховная власть при социализме обязательно должна учитывать чужой трагический опыт. Прежде всего советский. Думаю, что его учитывают и в Белоруссии, и на Кубе, и в Китае.

— А что подрывает социализм? — поинтересовался Эргашев.

— Любые действия, направленные на увеличение конкуренции, частной иерархии и неравенства в обществе. Вообще, в наибольшей степени и человеческие организации, и общества в целом отравляет эгоистическая, деструктивная, злокачественная борьба за лидерство как возможность перераспределять в свою пользу ресурсы, отрывая у других последнее. Как правило, именно этот мотив сопровождает борьбу за навязывание своей линии. Ресурсы достаются лично победителям, а проигравшие могут потерять всё, даже ресурсы, обеспечивающие физическое существование. И, соответственно, выигравшие принимаются подавлять, унижать, лишать ресурсов соперников и проигравших. При социализме острота этого явления, которое присуще конкурентно-иерархическому обществу, основанному именно на частном интересе, стала снижаться, но не исчезла до конца. Если каждый, абсолютно каждый человек обретет то, что нужно для нормальной жизни лично ему, то деструктивного соперничества с прежним ожесточением уже не будет. Оно актуально только для той системы, где победитель получает всё, а проигравший может стать нищим или даже лишиться жизни.

— И что конкретно нужно сделать для предотвращения этого? — уточнил Денис.

— Во-первых, совершенствовать систему управления экономикой и обществом в целом, распределения «социального бонуса». Чтобы учесть и потребности всех, и индивидуальную готовность внести что-то свое в общую копилку. И не надо бояться плановости, кстати сказать. Важно, в чьих интересах план. Враги ненавидят социалистическую экономику не за плановость, а за то, что все активы в ней принадлежат всему народу, и он с них получает всё, что нужно каждому человеку для достойной жизни. Эти же враги за плановость того же «Волмарта» и «Амазона» обеими руками. Во-вторых, всегда опираться на тех, кто в своей личной мотивации выступает за всеобщий интерес, причем не только на словах, но и в действительности, искренне. Кто ненавидит конкуренцию за ранг, и неважно, по какой причине. Соответственно, чтобы соблюсти всеобщий интерес, нужно предоставить максимум рычагов, механизмов контроля тем, кто выбрал для себя именно такой ориентир.

— И, выходит, предатели опирались на тех, для кого главным был частный интерес? — предположил Рахим.

— Да. Массовое разложение советского менталитета шло по линии соблазнения материальным благосостоянием, погоней за объективно малополезными, но труднодоступными товарами, а значит, способными послужить ранговыми маркерами. Шла ментальная деколлективизация, народ поражал вирус накопительства. А со стороны начальства зачастую шла умышленная дезорганизация планового хозяйства, сознательный отказ адекватно удовлетворять формально платежеспособный спрос — так формировалась основа для развития теневой экономики, удовлетворения частного интереса подобных сил. И многие представители масс ориентировались именно на эти силы, старались им подражать, присоединиться к ним. Не только в силу личного интереса. Но и в силу того, что чисто психологически видели именно в них настоящую, по их мнению, субъектность, разум и волю, за которыми стояли конкретные люди. А во всеобщем интересе не видели смысла, кивали на всеобщую бесхозяйственность. Но на самом деле ориентация на всеобщий интерес — залог высшей фазы организации общества. Это всё равно что сравнивать мозг млекопитающего с колонией амеб... Согласны?

— Угу, — сказал Денис.

— И потом многие эти неудовлетворённые мещане остались у разбитого корыта. На поверку-то выяснилось, что именно социализм обеспечивал всем, и им в том числе, все жизненные блага. А в вожделенный рынок вписались «не только лишь все»... Знаете... Если бы все представители низов могли правильно просчитывать последствия социальных явлений на всех уровнях на несколько шагов, если бы адекватно исходили только лишь из собственных, пусть даже эгоистических, интересов, то социальная иерархия просто не сформировалась бы или формировалась бы исключительно на силе, на штыках. Поэтому для ее формирования нужно, как это ни парадоксально, чтобы низы были альтруистичны по отношению к верхам, чтобы они жертвовали своим благосостоянием

и даже жизнью ради увеличения эгоистического частного могущества верхов. Выставляя это, например, за интересы нации, державы. Я так думаю. Пусть это и не очевидно.

Собеседники немного помолчали.

— Может быть, может быть... — сказал Гена. — Возвращаясь к тому, что мы сегодня отмечаем... Как ты думаешь, возможно ли повторение Октября?

— Такие революции, именно народные революции, по заказу не делаются. О соотношении сил я уже сказал, и прогноз пока, увы, не в нашу пользу. Нечто подобное в нынешних условиях возможно, на мой взгляд, лишь как результат воздействия внешнего фактора. Либо если произойдет, как в том же 1917 году, фатальный коллапс изжившей себя прежней системы власти, и на этой почве проявит себя уникальный субъективный фактор, сумев использовать уникальное же стечение обстоятельств. И тогда начнется отсчет новой попытки построения справедливого общества. Пойдет вторая волна социалистического обновления планеты. По-другому никак.

— А как же партии? Те же коммунисты... — сказал Гена.

— В России пока это либо группы внутривластного влияния, основной тактикой которых является игра в соотношение сил и последующие договоренности по вопросу перераспределения ресурсов — в широком смысле, куда входят и административные, и законодательные решения... Либо, если речь идет о «несистемщиках», то это просто группы по интересам, реконструкторы, пропагандисты в лучшем случае. Кое-кто, например, помогает рабочим, столкнувшимся с произволом. И на том, как говорится, спасибо. Но это бесконечно далеко от партии Ленина. И не их вина, что далеко. Может, просто поезд ушел. Может, сейчас острие борьбы не в руках подобной ленинской партии, а в руках уже сформировавшихся, сохранивших какой-то социалистический стержень, социалистический потенциал, государств. Может, именно на них надо ориентироваться, а тут, на родине, просто ковать местные административные кадры на будущее...

— То есть экспорт революции? — уточнил Денис. — Это допустимо, ты считаешь? Ну, раз те, кто против прогресса, вовсю этим пользуется, и границы им не помеха.

— Конечно, допустимо. Но надо понимать, что буквального экспорта не получится. Самим грубо навязать свою модель нельзя. Но можно и нужно задавить контрреволюционеров и сделать так, чтобы соотношение стало в пользу местных сил прогресса. Какими бы слабыми они ни были изначально — надо сделать так, чтобы их враги стали еще слабее, чтобы вообще ничего не могли сделать с ними, в идеале чтобы даже не пытались сопротивляться, побоялись бы. На следующих этапах они уже накопят силы, заберут ресурсы, которые доставались эксплуататорам, — и одним полноценным социалистическим обществом станет больше. И это не утопия. Этого одно время удалось добиться практически везде, куда на завершающем этапе войны пришла Красная Армия. Местные силы всё сделали сами, а внешний фактор всего лишь связал руки их врагам.

— То есть если контрреволюция вторгается извне, то она вытаптывает ростки социализма... Это, конечно, легче, чем растить. И внешнее вмешательство революционных сил должно заключаться в том, чтобы оградить слабые ростки нового... — задумчиво сказал Рахим. — Правильно ведь?

— Абсолютно, — сказал Иван. — Отличная аналогия.

— А какими должны быть силы прогресса сами по себе? — поинтересовался Денис. — Я так понимаю, коммунистам альтернативы нет?

— Да, нет альтернативы. Причем коммунисты должны быть настроены на бескомпромиссное отрицание господства человека над человеком, а не на лакировку социальной действительности без изменения фундамента. Очевидно, что если та же компартия претендует на какую-то альтернативную субъектность и хочет побороться за власть своими силами, она должна стать максимально неуправляемой из центра власти, не идущей ни на какие контакты. И необязательно заниматься насилием или призывать к нему — достаточно просто говорить правду, защищать народ, безо всяких ограничений, даже если за слово правды будут сажать и убивать. Партия должна быть максимально жертвенной, обновляемой, чтобы на место посаженных и убитых сразу же приходили другие. Она должна постоянно апеллировать к народу по самым животрепещущим вопросам, не бояться даже ценой жизни активистов разоблачать и освещать злоупотребления конкретных власть имущих лиц по отношению к простым беззащитным людям. Только так... Хотя мое мнение — это ничто. Они живут своей жизнью и варятся в собственном соку. Ну и пусть. Я сам сделал что мог — и не жалею об этом. И еще сделаю, если выживу, — сказал Смирнов.

— Ладно, уже поздно, давайте спать, — произнес Денис. — Давайте поднимем эти... бокалы... за Революцию, что ли... Раз годовщина...

Все четверо чокнулись кружками с чаем.

— Да, за Революцию, — сказал Иван. — Она с нами. Власти думают, что, запрещая народу говорить, стирая память о стремлении людей к свободе, они навеки законсервируют свое блаженство, свою власть над людьми труда. Но они ошибаются. Над планетой рано или поздно воссияет новый рассвет. И ради этого стоит жить!