Чаша отравы

Герасимов Игорь Владимирович

И взял с них он, в общем-то, недорого. Оптом, как говорится. И с искренним, похоже, сочувствием к их горю... Вином домашним угостил, помянули вместе...

Выбранный пистолет завернули в ткань и положили в два обычных магазинных пакета. Остальное убрали обратно в сумки, закрыли их на молнии и осторожно снесли в погреб. Подсвечивая фонариком, поставили там, в дальнем углу, среди древнего хлама.

— Ну что, обратно? В Москве будем еще до полуночи, — сказал Денис.

— Ага, — ответила жена...

— ...Квартиру выставляем завтра же, — сказал Денис, сидя за рулем.

Машина мчалась по шоссе.

Супруги молчали.

— Как же я без тебя? — наконец, грустно сказала Вика.

— Это мой долг. Мы же это уже решили. Они у нас отняли самое дорогое. Да, я недооценил. Да, и моя вина в этом есть. Если б знал, чем обернется, не сделал бы того, что сделал. Не могу и себе этого простить. Но они тоже должны ответить, и они ответят... Вообще, к чему жить, как мы сейчас живем? Я больше так не хочу. Это уже не жизнь. Наш мир умер вместе с Настюшей... Впрочем, может, меня и не убьют, а только посадят...

Вика ничего не говорила. Только слезы текли по ее щекам...

Москва, 6 декабря 2019 года

В четыре утра Денис проснулся.

Принял душ, позавтракал.

Надел чистую белую рубашку, джинсы, свитер, куртку, шапку.

Взял пистолет, задвинул магазин, передернул затвор, поставил на предохранитель, сунул в карман куртки.

Натянул полусапоги, застегнул на молнии.

Захватил пакет с бутербродами, соком, сменным бельем, резиновыми тапочками, гигиеническими принадлежностями, сигаретами.

И вышел из квартиры, которую сразу после выезда из проданной «трешки» снял в том же квартале, где жил убийца. Номер машины Дашкевичу был известен с самого начала. И через «серые» телеграм-сервисы он без проблем узнал адрес местожительства врага: распознанные изображения лиц с камер наблюдения, а также информация из многочисленных баз данных регулярно утекали и были доступны в даркнете.

Погода была ясная, температура — немногим ниже нуля.

Денис взглянул вверх. Над головой раскинулось звездное небо, полностью ощутить величие и красоту которого мешала засветка от фонарей и горящих окон домов, где в эти минуты просыпались собирающиеся на работу люди.

Пару дней назад он вернулся из Минска, где помогал с обустройством двух купленных на имя Вики квартир. В одной из них ей предстояло проживать, а другую — сдавать. Денег, вырученных от московской «трешки» и «октавии» Дениса, хватало с приличным запасом — как раз на адвокатов. Если дело дойдет до суда.

Все нужные доверенности оформлены. Ключи от домика, где спрятано оружие, хранились теперь у Вики.

Григорий Валентинович с супругой, двое сыновей и их жены в эти последние недели всячески помогали Денису и Вике адаптироваться к жизни в Белоруссии. Сопереживавшие родственники единодушно одобряли их решение переехать в Минск. Правда, они еще не знали, что супруги задумали сделать...

Последняя ночь вместе...

— Ты точно этого хочешь? Пока еще можно остановиться. Может, всё же начнем новую жизнь? — сказала Вика. — Россия убила нашу дочку. Но, может, Белоруссия исцелит наши души со временем? Здесь прекрасно. Ну почему мы тут все эти годы не жили? Тут всё — для нормальных людей, а не для бандитов. Может, лучше нам быть вместе? Получим гражданство, возьмем кого-нибудь

из детдома...

— Нет, — возразил Денис. — Мы вот в Хатынь ездили... Это ведь такие же враги... Такие же... Я всё время был простым мирным обывателем, но после этого во мне всё перевернулось. Словно проснулась генетическая память предков... Не могу, Викуся, прости. Неужели это можно так оставить? Он убил ребенка. Нашего ребенка. Просто так, ради куража — чтобы показать свою власть. Это же бешеный зверь. Я закрываю глаза и вижу его взгляд — взгляд наглого властелина, хозяина судеб. Прямо как главный герой «Заводного апельсина». И рожа похожая. Нет, он должен умереть. И он умрет. Я готов принести себя в жертву. Хотя бы ради того, чтобы еще кто-нибудь невинный не погиб.

Вика ничего не ответила.

А вечером, на вокзале, — прощание.

Возможно, навсегда.

Вагон поезда. Отходящий назад перрон, где стоит жена — плачет и машет рукой.

И чужая, жестокая Москва впереди...

Дашкевич занял позицию у подъезда, усевшись на лавочку. Проклятый черный «лендкрузер» стоял там же, невдалеке.

Мучительно тянулись минуты и часы.

Денис сидел и, глядя на дверь, сжимал пистолет, скрытый в просторном кармане.

То и дело входили и выходили жильцы, рекламщики, доставщики.

Врага всё еще не было.

Но даже если он сегодня не выйдет, то выйдет завтра. Или послезавтра.

Денис, проголодавшись, съел один бутерброд и запил соком.

Наконец, в 11:20 дверь отворилась, и из подъезда вышел он. В роскошной дубленке, в пышной меховой шапке. Хотя уже потеплело, замерзшая за ночь вода стала таять.

Прошел мимо лавочки — холеный, уверенный в себе, с высоко поднятой головой, не обратив никакого внимания на Дениса, который надвинул шапку как можно ниже и уткнулся в стоячий воротник.

Подходя к машине, достал брелок и дал команду на разблокировку. «Лендкрузер» коротко откликнулся.

— Эй, ты! — крикнул Дашкевич, быстро поднявшись и зайдя ему сзади.

Бандит обернулся.

— Это ты мне? — грубо огрызнулся.

И осекся — узнал.

— Чего надо? — властно произнес он, ощерившись и глядя прямо в глаза Денису.

— Чтобы тебя больше не было, — просто ответил Дашкевич.

Достал пистолет. Снял с предохранителя. Прицелился.

Глаза убийцы округлились. Денис отчетливо увидел, что на лице того, кому прямо сейчас предстояло умереть, было даже не выражение страха. Да, страха не было вообще, ни капли. А было выражение удивления. Даже изумления. Невыразимого, искреннего, ошеломляющего изумления. Наверное, в представлении «хозяина жизни» то, что сейчас происходило, было аналогом того, как если бы ягненок вдруг бросился на пастуха с явным намерением перегрызть ему горло.

Но это длилось недолго — меньше секунды. Увидев направленный на него пистолет, бандит рванул куда-то правую руку.

Но не успел.

Сухо и резко прогремел выстрел.

Пуля пронзила грудь. Бандита качнуло назад, на машину. Однако на ногах он пока удержался. Приложил ладонь к дырке, пробитой в крутой дубленке.

И снова посмотрел на Дениса. С точно таким же выражением изумления, проявляемого на сей раз в самой крайней степени.

Потом отвел руку от дырки и взглянул на ладонь, запачканную в крови.