Чаша отравы
Шрифт:
Не обращая особого внимания на кровоточащую рану, Миша, с автоматом в руках, вместе со всеми продолжал, увязая в снегу, рваться вперед, через частный сектор.
Враг был выбит из поселка спустя несколько часов...
Рана болела сильно, пульсировала, жгла огнем — так, что не хотелось лишний раз ни говорить, ни жевать. В бою практически не чувствовалось, а сейчас, спустя несколько часов, накатило по полной. Впрочем, это он еще легко отделался.
Теперь на лице — толстый тампон под пластырем, во всю щеку. И так на много дней. А потом, когда заживет, — шрам на всю жизнь. Впрочем, шрамы красят мужчину. Девушкам будет нравиться...
Зашел Добрый. Приветственно махнул отдыхавшим бойцам.
— Ну что? Так себе городишко, скажу я вам. Ни света тут нет,
До полного освобождения Дебальцева оставалось пять дней.
— А, Вань, привет... Чаю будешь? — спросил Галкин.
— Ага.
— Нажми тогда на чайнике...
Иван в очередной раз зашел в гостеприимный подвальный офис ЕКП. Его давний товарищ, ветеран российского коммунистического движения, там зачастую, погрузившись в смартфон или планшет, коротал часы — обычно с вечера и до глубокой ночи. Смирнов иногда составлял ему компанию — говорили о том, о сем.
— Ну, что нового? Как там в Китае? Какая-то инфекция?
Иван, знавший больше, чем другие, но предпочитавший пока скрывать это свое знание, сказал для начала неопределенно:
— Ну да. Похоже, начинается эпидемия.
Несколько дней назад китайские власти уведомили международные организации, что в городе Ухань обнаружен ранее не встречавшийся вид пневмонии: новый вирус вызывает тяжелое поражение легких и часто приводит к смерти.
Когда Иван впервые прочитал эту новость, на сердце навалилась тяжесть. Да, всё сходится — начало нового года, поражение легких. Значит, всё в этих аудиозаписях истинно, они не фейковые, не инсценировка какая-нибудь, не провокация. Хотя какая тут может быть инсценировка... Вот это — преступление, в масштабах всей планеты, куда там Гитлеру... Биологическая война. Даже не война, а просто осуществление власти, часть грандиозного плана глобального капитала по дальнейшей его концентрации и эволюции, инструмент еще большего закабаления народа... И вирус этот, ими специально разработанный, решили выпустить на свободу именно в Китае — впрочем, где же еще, не в Штатах же... Предыдущие «экзотические» эпидемии, впрочем, оказавшиеся не столь серьезными, опять же из Китая пошли.
— Федь, вот что, — осторожно взвешивая слова, стараясь не сболтнуть лишнего, продолжил Иван. — Из того, что я читал про этот вирус, прежде всего предварительные выводы китайских ученых, следует, что он очень заразен, что его инкубационный период достаточно большой, и что он распространяется по воздуху, от человека к человеку. Это значит, что зараза охватит весь мир. Будет точно так же, как сто лет назад, при «испанке». Правда, это не грипп, а что-то другое. Но точно не грипп.
— А что?
— Типа SARS или MERS, из того же ряда. Коронавирус, подвид вирусов. Грипп к ним не относится.
— Мда... — протянул Галкин.
— Хочу вот что подсказать практически, — медленно сказал Смирнов. — Раз этот вирус распространяется воздушно-капельным путем и очень заразен, есть смысл заранее закупить средства защиты — то есть медицинские противоинфекционные маски, самые простые и дешевые. Через некоторое время они могут нехило взлететь в цене.
— Ты что, бизнесменом заделался? — недоверчиво хмыкнул Федор.
— Просто прогнозирую, исходя из имеющихся данных. Я, между прочим, в это вложил все свои свободные сбережения, двести с лишним тысяч. Договорился с коммунисткой из СВАО, которая ИП, через нее закупил. На пару работаем, она еще столько же вложила, я ее убедил-таки. Сегодня как раз товар отгрузили, пока храним в тамошнем партийном офисе, ее квартире и доме, уже не протолкнуться, всё завалено. Но это ненадолго, скоро всё на фоне дефицита и ажиотажного спроса уйдет влет по совсем другим ценам. Советую и тебе озадачиться, будет хорошее подспорье партии. И нужно делать это быстро, пока цена им копейки. Еще неделя-две — и люди начнут просекать.
— А если зараза заглохнет? Будет как со свиным гриппом?
— Всё указывает на то, что на сей раз нет. Шарахнет
— Блин... Ну, ладно, подумаю... — неуверенно ответил Галкин. — Маски... Ха... Они что, спасут?
— Нет, конечно, но какой-то фильтр. Да и вообще ощущение защищенности. И сейчас, например, если в каком-то регионе сплошь заражения тем же гриппом, власти там вводят так называемый «масочный режим». В Москве такого нет, но кое-где было, правда, ненадолго. Вот и тут могут всех обязать. Когда волна до нас дойдет. При «испанке», кстати, так же было, я специально читал, смотрел фотографии, все в масках там...
Галкин встал и начал ходить туда-сюда.
— Ладно, подумаю, посоветуюсь со знакомыми врачами... Спасибо за совет... Значит, ты сам вложился?
— Да. Будет многократная маржа.
— Ты так уверенно говоришь, как будто у тебя инсайд какой-то, — пристально глядя на Смирнова, сказал Федор.
— Да какой инсайд? — неискренне пожал плечами Иван. — Просто имеющиеся уже сейчас данные.
Они помолчали.
— Да-а-а... Мир катится в пропасть. Остается надеяться, что на его обломках будет новый, — сказал Галкин.
— Угу, — ответил Иван. — Катаклизмы будут только нарастать. Но готовы ли мы к ним? Вот большевики были готовы. А мы не большевики.
— Да опять ты за свое? Вырулим как-нибудь, не боись...
— Да что вырулим? У нас нет своей стратегии.
— Что ты под этим понимаешь?
— Мы должны исходить из того, что сейчас времена не те, что больше века назад. Тогда промышленные рабочие находились в авангарде, они представляли собой ударную силу, они были нацелены... ну, в смысле, конечно, их объективные классовые интересы были представлены большевистской партией, которая единственная из всех стремилась ликвидировать классовое устройство общества вообще, деление на господ и быдло.
— Ну да, да... А сейчас что, мы должны быть не за рабочих?
— Нет, ну понятно, сейчас если коммунист скажет, что он не за рабочих, то распишется в открытом оппортунизме. Но не всё так просто. Российские рабочие век назад были классическими пролетариями, они не имели своих средств производства, их эксплуатировала буржуазия. Россия стала самым слабым звеном мировой капиталистической системы, именно у нас рабочие, ведомые партией Ленина, завоевали власть. И впереди было целых семь советских десятилетий. В чем классовая суть этого перехода? В том, что наши рабочие перестали быть пролетариями и стали равноправными собственниками всей экономики. Как тех активов, которые были национализированы сразу, так и создававшихся на протяжении всех этих десятилетий сразу как общенародные. Была единая система, принадлежащая всем. Я не беру колхозников, это был дружественный класс, к тому же на тех, кто к нему принадлежал, распространялись еще и общие для всех отношения социалистической собственности. Фактически из всех граждан сформировался единый класс, если угодно. Класс, аналогов которому не было еще в истории. Класс равноправных владельцев единой собственности, с которой каждый гражданин имел много чего помимо зарплаты. Сейчас у него это отобрали. Искусственно, политической волей. Объективных предпосылок к сворачиванию социализма не имелось. Были трудности в управлении единым хозяйством, в правильной мотивации, в подборе кадров. Речь о том, чтобы на первый план выдвигать людей с соответствующей социализму мотивацией, настроенных не грести под себя и свой клан, а искренне исходящих из всеобщего интереса. Таких было полно, но если где-то возникнет очаг частного интереса, паразитирующего на всеобщем достоянии, особенно если при этом используются административные рычаги и принимаются кадровые решения, то этот очаг начнет разрастаться, как раковая опухоль, а то, что олицетворяет всеобщее благо, будет скукоживаться. Там, где есть частное влияние и частное присвоение за счет других людей и за счет всеобщего блага, — даже если такие частные отношения формально и не обозначены и даже официально отрицаются — в любом случае зреют зерна эксплуататорского общества.