Чаша полыни. Любовь и судьбы на фоне эпохальных событий 20 века

Фромер Владимир

Через три месяца Магда вышла замуж за Гюнтера Квандта, после того, как выполнила два его условия: сменила католическую веру на протестантскую и отказалась от еврейской фамилии Фридландер. Она приняла фамилию своего отца и стала фрейлейн Ритшель.

* * *

Очень быстро Магда поняла, что совершила ошибку. Дело было не в том, что по возрасту Квандт годился ей в отцы. Магде это даже нравилось. Но уже в первые недели брака высветлилось несходство их характеров и темпераментов. Гюнтер Квандт оказался человеком скучным, заземленным. По воскресеньям он регулярно посещал церковь, где слушал пасторские проповеди с таким видом, словно это были откровения свыше, предназначенные лично ему. Трезвая его рассудочность все подчиняла строгому

распорядку. Для него не существовало божественных даров жизни. В его идеально стерильном мире не было места призракам. Вино и женщины его не пьянили, музыка не интересовала, искусство оставляло равнодушным. Читал он только религиозную литературу и труды Платона, которого считал величайшим из мыслителей.

Правда, к молодой жене Квандт был предупредительно внимателен. Гордился ее красотой и даже испытывал нечто похожее на влюбленность. Но почему-то, оставаясь с женой наедине, избегал смотреть ей в глаза, как бы боясь увидеть в них свое отражение.

Магду же больше всего раздражали в Квандте те качества, которые были присущи ее отцу. Проявление в близком человеке недостатков, уже знакомых по прошлому, приводило ее в отчаяние, ибо являлось, по сути, предвестием будущего.

Но хуже всего оказалось то, что Квандт был создан для чего угодно, но только не для любви. Магда осознала это в дни свадебного путешествия по Италии. Физическая близость с ним не доставляла радости и вызывала лишь раздражение, ставшее со временем невыносимым. Она не сразу поняла, что дело не в ней, а в нем. Будь на ее месте любая другая женщина, результат был бы тот же. Однажды она случайно нашла его письма к другу студенческих лет и догадалась, почему Квандт не видел ничего возвышенного в супружеских обязанностях, которые тщательно исполнял, следуя чувству долга. К счастью, Магда почти сразу забеременела, что позволило отлучить его от супружеского ложа — сначала на время, а после рождения Гаральда — единственного ребенка от этого брака — навсегда.

Квандт отнесся к этому спокойно.

Хотя неудачный их союз был обречен, он тем не менее продержался восемь лет. Люди, между которыми нет ничего общего, могут сосуществовать в одних рамках, если не мешают друг другу. У Магды была своя спальня, свой кабинет, свой распорядок дня, свои друзья и слуги и, самое главное, возможность бесконтрольно тратить деньги. Одна беда ее миновала. Ее муж не был скупым.

Самым ярким впечатлением семейной жизни осталось для нее пребывание в Нью-Йорке, куда Квандта привели деловые интересы. Белокурая немка блистала в светских салонах красотой, туалетами и завоевала немало поклонников. Были у Магды и любовники, но всегда на короткое время, ибо ни одному из них не удавалось затронуть ее потаенных чувственных струн. Более других преуспел в этом Герберт Гувер, племянник американского президента, обладавший своеобразным чувством юмора, но, подобно многим американцам, лишенный такта. Когда его представили Магде, он сказал, бесцеремонно ее разглядывая:

— Как вас угораздило выйти замуж за мистера Квандта? Это ведь не человек, а одушевленная бухгалтерская книга.

За эту дерзость она взяла его в любовники, но не пожелала связать с ним свою жизнь, ибо не видела смысла в том, чтобы менять одну золотую клетку на другую.

После возвращения супругов в Берлин, молчаливое, но достаточно заметное пренебрежение Магды к ее «спутнику жизни» стало уже необратимым. Ей хотелось чем-то заполнить пустые дни. Она окончила курсы стенографисток, потом возглавила благотворительное общество, но никакого сочувствия к бедным и обездоленным в себе не нашла, и это занятие ей наскучило.

* * *

Весной 1928 года на театральной премьере Магда встретила Виктора. Вновь увидела медленную улыбку, наплывающую на лицо подобно тени. Она сразу его узнала после десятилетней разлуки. Виктор стал крупнее, массивнее. Лицо, загоревшее под южным солнцем. Тяжелые, усталые губы. Все в нем показалось ей чужим. Лишь отрешенная улыбка была прежней.

В антракте она подошла к нему и сказала высохшим голосом:

— Здравствуй,

Виктор.

Магда потом напрасно старалась вспомнить, как получилось, что после спектакля они с Виктором вышли на улицу, не глядя друг на друга, сели в такси и поехали в гостиницу, где он всегда останавливался. И там исчезло все, кроме невыносимого томления, которому отчаянно и тщетно противилась ее душа.

С тех пор они встречались каждый раз, когда Виктор приезжал в Берлин. Магда понимала, что преодоление невозможного ведет к трагедии. Их связь была похожа на странную мелодию, ворвавшуюся неизвестно откуда в тяжелый предрассветный сон. Оставаясь наедине, они почти не тратили времени на разговоры. Она узнала только, что Виктор развелся и женился опять и что он играет видную роль в политической жизни еврейского анклава в Палестине. К его сионистским делам она не испытывала теперь никакого интереса. Не интересовали ее и евреи, с их жалкими потугами возродить свою государственность где-то на задворках Британской империи. Но пока у нее не было сил отказаться от этих редких свиданий.

Однажды муж пригласил ее в свой кабинет для серьезного разговора.

— Магда, — сказал Квандт, досадливо морщась и поводя плечом. Она хорошо знала эту его привычку именно так реагировать на неприятные вещи. — Я тебя крепко любил, ты это знаешь. Иначе разве я позволил бы тебе вести образ жизни, противоречащий моим принципам? Но всему есть предел. Ты завела любовника-еврея, не считаясь ни с моими чувствами, ни с интересами нашего сына. Есть вещи, через которые я не могу переступить. Я даю тебе развод. Не беспокойся, ты ни в чем не будешь нуждаться.

— Не еврея я взяла себе в любовники, а мужчину, — поправила его Магда, — и ты отлично знаешь почему.

Квандт согласился ежемесячно выплачивать Магде четыре тысячи рейхсмарок, что позволяло ей вести тот образ жизни, к которому она привыкла. Кроме того, бывший супруг купил для нее роскошную квартиру в центре Берлина, оплатил медицинские страховки и положил на счет их сына Гарольда кругленькую сумму.

Оказавшись свободной и богатой, она не почувствовала себя счастливой.

Ущербная душа Магды стремилась к полноте, и она не знала, чем заполнить тяготившую ее пустоту жизни. Мимолетные встречи с Виктором, хоть и были ярким переживанием, оставляли чувство все большей неудовлетворенности. Она хотела его только для себя, а он принадлежал сионизму, жене и этому гонимому племени, к которому почему-то никто не испытывал симпатии.

Когда его долго не было, она испытывала облегчение и даже неприязнь к нему. Когда он появлялся, она обо всем забывала.

В начале 1930 года Магда случайно попала на митинг национал-социалистической партии. Выступал сам Адольф Гитлер. Впервые она увидела нервное лицо с аккуратно подстриженными усиками, впервые услышала завораживающий голос, хриплый, с металлическим тембром, то угрожающий, то о чем-то молящий. Толпа ликовала и бесновалась вместе с ним, и в какой-то момент Магда почувствовала, что этот извергающий из себя заклинания человек, в экстазе закрывающий лицо белыми руками, знает самые потаенные движения ее души. Она, как и все присутствующие, ощутила свою причастность к некоей универсальной истине, освобождающей от неврозов и комплексов, и растворилась в неведомом ей прежде коллективном чувстве обожания и преклонения. Она не запомнила почти ничего из его речи, но внимательно прочла ее на следующий день в партийной газете «Фелькишер беобахтер».

Повторила поразившую ее фразу: «Национал-социализм более чем религия: он — воля к созданию нового человека».

Перечитала абзац, посвященный евреям: «Еврей — это, пожалуй, раса, но не человек. Он просто не может быть человеком в смысле образа и подобия Бога Вечного. Еврей — это образ и подобие дьявола. Еврейство означает расовый туберкулез народов». Эти слова не вызвали в ней внутреннего протеста. Магда обрела наконец то, что искала всю жизнь.

С рвением неофита штудировала она «Майн кампф», подписалась на «Фелькишер беобахтер», где публиковались все выступления Гитлера, регулярно ходила на партийные собрания.