Чаша терпения

Медведев Юрий Михайлович

– Но и сейчас в Сигоне, - заговорил было я, однако, встретив яростный взгляд Антонеллы, осекся и закруглился так: - ...мы ищем серебряный глобус, в крепости.

– Ты об этом уже говорил, спаситель, - сказал Марио.
– Разреши, я приеду к тебе на раскопки. Вот выпишусь и приеду. Я ж там знаю каждый камень. Разведаю сперва насчет работенки в мастерской и приеду.

Я подрабатывал временно, пособия по болезни не положено, ну и, сам понимаешь, могу оказаться на мели.

– Поступай к нам в экспедицию, - предложил я.
– Люди нужны на раскопках, особенно теперь. Шестьдесят тысяч лир в неделю.

Правда, работа тоже временная. До конца ноября, пока не зарядят дожди. Потом снова начнем, в мае.

Антонелла сказала:

– В мае, если с вашей Землею ничего не произойдет. Все готовы разорвать друг дружку, как звери лютые.

– Не все звери, не все, - сказал я, глядя ей прямо в глаза.
– Только те, кто приторговывает по дешевке чужие горы. За морями-океанами. И лишает эти горы голоса. Заодно затыкая долларами рты исконным хозяевам этих гор.

– Кучка толстосумов и рвачей - еще не народ.
– Она не отвела взгляда. Если б ты знал, что творилось на острове, когда решался вопрос о ракетной базе. Забастовки, петиции, митинги. Портовики целую делегацию снарядили в Рим.

– И пока их там успокаивали, янки уже вгрызлись в Поющую клыками, сказал Марио.

На обратном пути Антонелла молчала и хмурилась.

– Кажется, я огорчил тебя разговором о купле-продаже, - сказал я.

– Ну и что из того?
– Она пожала плечами.
– Я о другом. Пожалуйста, не упоминай при брате об ужасах в Сигоне. Главная трагедия у него впереди. Он не знает, что Катерины уже нет в живых...

Мы ехали берегом залива. С моря наползала черная вздрагивающая туча, отрезанная снизу, как по линейке.

Под срезом далеко на горизонте громоздились циклопические руины белоснежных облаков.

– Господи, скольких унесла эпидемия, - вздохнула Антонелла.

– Поэтому ты должна узнать об Иллуминато Кеведо, - сказал я.

– Не только поэтому, - отвечала она, застыв за рулем как изваяние. Начинаю догадываться, хотя и смутно, над чем ты ломаешь голову, Земледер.

Я спросил:

– Что это за Винченцо, поведавший Марио о подземном аэродроме?

– Винченцо Маццанти, его друг. Бывший летчик.

До недавнего времени был техником на Поющей.

– Значит, на базе работают местные жители?

– Человек полтораста. Техники, повара, официантки, полотеры и так далее. Девушек брали, естественно, самых смазливых. Они знают толк в амурных делах, гладкорожие янки. И покупают живой товар беззастенчиво.

– Покупают, значит, продают, - сказал я.

Антонелла резко обернулась.

– Постыдись, ты бросаешься словами, как янки!

Поезди по Сицилии, посмотри, как живет народ. Здесь веками царствует нищета! Ни одного детского сада на весь остров. В мастерских от зари до зари работают подростки, даже дети. Иначе семья подохнет с голоду.

Уезжая после сытного завтрака из "Золотой раковины"

в Чивиту, ты, Земледер, замечаешь небось сидящих у обочин молоденьких крестьянок?

– Они никогда не "голосуют". Наверно, ждут рейсового автобуса.

– Наивный сытый археолог! Они готовы подсесть к любому джентльмену. Даже если заплатит каких-нибудь жалких десять тысяч лир. Догадываешься, зачем их подсаживают? Чтобы свернуть в ближайшие заросли... Сколько стоит билет в кино?

Правильно, четыре тысячи. А бифштекс? Умница, шесть тысяч. От шести до десяти. На базе же этим крестьянкам платили двести тысяч в месяц. Попробуй избавься от домогательств какого-нибудь бравого интенданта - сразу вылетишь на обочину. О, на нашей несчастной Сицилии они способны купить все!

По стеклам забарабанил дождь. На пляже началось столпотворение: люди сломя голову бежали под полосатые навесы.

– Значит, эти полтораста человек на базе работают...
– начал я, но она перебила:

– Не работают, а работали. Их всех недавно уволили, В один день. Сунули каждому выходное пособие - и под зад коленкой! Благодетели!

"Вот это улов, - подумал я.
– Если к тому же окажется, что их лишили работы после землетрясения в Сигоне, то..."

– Антонелла, слушай внимательно. Как можно скорее ты должна узнать примерную дату их увольнения.

Это главное. И причину. Кто и как им объяснил, что база больше не нуждается в их услугах? Переговори с Винченцо. Узнай у него поподробнее о Поющей горе.

Разыщи его, добудь хоть из-под земли. Но обо мне не упоминай, ладно? Парень он надежный? Порядочный?

– Порядочный и надежный. Иначе не стал бы моим мужем, - сказала Антонелла Маццанти.

* * *

Понедельник и вторник я провел в Чивите. Зденек не зря восхищался античным бассейном. Мозаика на дне - нереиды и тритоны с дарами моря открывалась во всем великолепии. Но истинным шедевром был центральный рельеф с временами года, где по кругу изображались бесхитростные сцены мирной жизни: сбор плодов и винограда, жатва, заклепывание бочек, собирание хвороста, закаливание свиней. Среди развалин храма Геракла обнаружились осколки еще одной мозаики, сильно пострадавшей. То была восседающая на слоне женщина со строгим взором и крутым подбородком несомненно, богиня правосудия.

Как и наметил Учитель, я с рабочими заложил раскоп на вершине холма, рядом с Дозорной башней.

Под брусчаткой пошла бурая глина, мелкие камни. Я бы и сам взялся за лом или лопату, но нарывала рука: следы удара по колючей проволоке той ночью. Я выдавил порядочно гноя, смазал ранку зеленкой и замотал ладонь бинтом.

Ближе к вечеру хлынул дождь. Я отпустил рабочих, лег подремать, но сразу заснул.

Проснулся без четверти двенадцать. Дождь стучал по брезенту. Хотелось пить, и я залпом опрокинул два стакана компота. Натянул дождевик. Спустился, скользя на камнях, к морю. Даже скала Чивиты не различалась во тьме. Море рокотало, Я брел наугад, пока не наткнулся на колючую проволоку и долго стоял перед стеной.

Я не заметил, откуда Она появилась, Миг - и обозначилось в дождевой пелене за стальной паутиной ее лицо.

– Снежнолицая...

– Зови меня лучше Зоной.

– Зона, зачем мне собирать доказательства, если вы и без них вмешиваетесь в земные события. Например, на Ласточкином озере...

– Озеро спящих ласточек не в счет. Что у тебя с рукой?

– Напоролся на ржавый гвоздь. Заживет как на собаке.

– Дай полечу, - прозвенели колокольцы тише обычного. Она протянула руки сквозь паутину ко мне, и я о замершим сердцем вложил в них свою, Незабинтованные кончики пальцев ощутили ее гладкую холодную кожу.