Часовые любви
Шрифт:
— Мне тут тревожно, — честно признавалась она ему. — Там у меня свой дом, понимаешь, все привычно, а здесь…
— Вот-вот, я хочу знать, чего тебе здесь не хватает для полного счастья, только скажи? — допытывался он.
— У меня тут так много всего… — Маша показывала указательным пальцем на свою распухшую от мыслей голову, — столько всего неожиданного.
Проблемы с покупкой магнитофона не давала покоя.
Людвиг, не догадываясь ни о чем, улыбался. Он делал все, чтобы расшевелить ее, пытался вернуть ту беззаботную, веселую Машу, которая так
— Может быть, у тебя денежные проблемы? — мучился он в догадках.
— Нет-нет, — пугалась она.
Ей не хотелось посвящать его в свои тайны.
— Я дам тебе денег, сколько нужно, — чувствуя что-то, напирал он. — Только скажи!
— Мне всего достаточно, — уверяла его Маша.
К ужасу Маши, складывающей по копеечке немецкие марки, часть из них все же пришлось потратить на себя.
— Моя мама приглашает нас на обед, — как-то заявил Людвиг.
— Всех? — удивилась Маша.
— Ты имеешь в виду всю вашу делегацию? — рассмеялся Людвиг. — Нет, только нас вдвоем. Я столько о тебе рассказывал. Она желает посмотреть на удивительную русскую девушку, которая так отлично говорит на нашем языке.
Он, конечно же, лукавил. Намерения у немца были куда более серьезные. Ласковая, открытая Маша покорила его сердце. Он все больше и больше привязывался к ней, но перед тем как принять серьезное решение, все же хотел представить ее будущей родне.
— Обед по случаю чего? Кто-нибудь еще будет? — волновалась Маша.
Для беспокойства причин было много. Во-первых, без ведома руководителя делегации посещать иностранцев не полагалось, во-вторых, на визит придется потратиться. Не идти же в венгерском свитерке, который, как сказала Катька, весь пошел катушками!
— Не волнуйся! Обычный воскресный обед. Сестра, племянница и еще пара родственников, — успокоил ее любовник. — Они совсем не страшные, обыкновенные люди.
— У твоей мамы собственный дом?
— Да, небольшой, такой, как у всех, — не желая ее пугать, слукавил немец.
Но как только они въехали в ворота солидного замка, Маша поняла, что это не так. По толстым стенам и солидному зданию с семейным гербом на фасаде чувствовалось, что здесь проживают наследники знатного и старинного рода.
Сам же визит Маши с Людвигом походил на настоящие смотрины. Даже немногочисленная прислуга, исподтишка бросавшая на русскую девушку выразительные взгляды, давала это понять. Маша чувствовала себя как манекен на витрине. Зря не послушалась Людвига и не купила то, что советовал он.
Не спасли туфельки на высоких каблуках, что Маша привезла из Москвы, и те вещи, на которые ей все же тайком от немца пришлось выложиться. Теперь она поняла, как ошиблась. Конечно же, не стоило экономить!
— Вашу одежду? — пряча улыбку, попросила горничная при входе.
Маше пришлось подать служанке свое выношенное пальто с лисьим воротником. И шапка-ушанка, на которую оборачивались на улицах немцы, тоже перекочевала в руки горничной. Та, задержавшись на ней дольше положенного, явно разглядывала причудливый и незнакомый
Мохеровый шарф Маша решила оставить на себе. Мало ли что!
Перед отъездом мама подарила его Маше. «От папы остался, в «Березке» куплен. Не потеряй, — предупредила мама, как о последней семейной реликвии. И, вздохнув, произнесла: — Все-таки за границу едешь, там выглядеть нужно не кое-как, а хорошо. Чтобы в грязь лицом не ударить».
— Вам зябко? — тут же поинтересовалась сестра Людвига, показывая глазами на теплый шарф, вовсе не подходивший к ее и без того безвкусному наряду.
— Да, — отшила ее Маша.
В центральном зале старинного особняка действительно было прохладно.
— Ханс, — обратилась к слуге мать Людвига, — растопи, пожалуйста, камин. Гостье холодно.
Портреты предков презрительно, как показалось русской девушке, смотрели на нее со стен.
— Мы привыкли к прохладной температуре, у нас тут сильных морозов не бывает, — чопорно заметила хозяйка.
Однако мохеровый шарф пришлось отдать. Пристали! Легкая, очень открытая кофточка в легкомысленный горошек из полиэстра и пышная блестящая юбка из подобной же синтетики, как назло, вставшая от ледяного приема колом, не спасали от холода, только вызвали у присутствующих кривые ухмылки. Зря таскалась она в «черный район» на большой вещевой рынок. Только деньги на дорогу потратила! Как она сейчас смотрится, просто стыдно сказать! Вырядилась, словно с Катькой на танцы в подмосковный дом отдыха собрались. А в этом доме у немцев свои порядки, и одеваться тут принято совсем по-другому.
Мать Людвига и сестра, обе длинные и прямые женщины, напоминающие телеграфные столбы, выглядели в понимании Маши как настоящие аристократки. А потому свысока, нарочито не замечая ее павлиньего наряда, общаясь с ней. Семья Людвига, а также немногочисленные гости, приглашенные на обед, все были облачены в добротную классическую одежду. Совсем даже не нарядную, на взгляд Маши, напротив, излишне скромную, словно не желая подчеркивать свое превосходство и богатство. Маше не переставало казаться, что каждый при взгляде на нее прячет презрительную насмешку. Ну не угадала она в выборе одежды! И что ж! И туфли на высоченном каблуке, и искусственный недышащий материал, дешевенький, рыночный, — все явно не к месту. Ну откуда им знать, что выставленную в витринах их роскошных магазинов одежду Маше даже на картинках не приходилось раньше видеть ни-ко-гда! Им бы за польскими колготками или гэдээровским лифчиком по три часа в очередях помаяться!
Ощущение скрытого презрения к ней, как к человеку иного круга, не оставляло Машу. Даже показалось, что кто-то высказался о ней вслух.
Напряжение достигло пика, когда фрау Штайн предложила перед обедом аперитив.
— Кто из дам предпочитает сок, кто легкое вино? — негромко, словно на похоронах, поинтересовалась хозяйка.
Уложенные в прическу седые волосы, выглаженная массажами и дорогой косметикой кожа говорили о том, что она тщательно заботится о своей внешности.