Часовые Вселенной
Шрифт:
Так он простоял целых пять минут. Нервы взвинчены, мышцы напряжены, тело и разум устремлены навстречу опасности, грозящей вырваться из мрака и безмолвия. Но ничего не случилось — вокруг все так же громоздились суровые скалы, тянувшие свои рваные вершины к таким же рваным облакам, да сосны, как часовые, несли свою вахту, охраняя ночной покой.
Грэхем уже который раз останавливался вот так, озирая пройденный путь,— и каждый раз тропа оказывалась пуста, ничто не внушало подозрений.
Таинственные преследователи, крадущиеся за ним по пятам в черноте ночи, были порождением его усталого
Он вглядывался в ночь, пока не убедился, что все спокойно, потом вышел из густой тени, отбрасываемой обелиском, и двинулся вверх по тропе. Проваливаясь в глубокие расщелины, натыкаясь на разбросанные тут и там валуны, еле видимые в обманчивом свете луны, он спешил все вперед и вперед.
Тропа, прихотливо извиваясь, шла вокруг горы и заканчивалась в маленькой долине, с трех сторон окруженной нависающими каменными утесами. Дом, стоящий в конце долины, казалось, припал к земле и затаился. Это была не какая-нибудь развалюха, а мощное сооружение из бетона и местного камня — мрачное, приземистое, зловещее в своем одиночестве.
У входа в долину стоял ветхий старинный указатель. На его выцветшей табличке были неуклюже выведены слова: «МИЛЛИГАНЗ СТРАЙК». Прищурившись, путник пристально всмотрелся в надпись, потом оглянулся на тропу. Ничего подозрительного.
Он стал крадучись пробираться через долину. Угольно-черные тени громоздящихся вокруг скал поглотили его собственную тень. Наконец он добрался до безмолвно застывшего дома и оглядел его холодные, бесстрастно поблескивающие окна. Ни в одном из них не мелькнул приветливый огонек, ни единого звука не доносилось из-за суровых стен. Все было тихо, только потревоженный камень с шумом скатился по тропе. Этот слабый отдаленный гул заставил его прижаться к стене и сунуть руку в карман. Целых пятнадцать минут он следил за освещенным луной входом в долину.
Успокоившись, Грэхем сильно постучал в бронированную дверь, потом подергал за ручку — заперто. Он еще раз постучал, на этот раз булыжником. Никакого ответа. Повернувшись спиной к двери и вперив налитые кровью глаза в белеющий под луной указатель, он заколотил по броне подкованным башмаком, так что по всей долине прокатилось эхо.
Пока он яростно сражался с дверью, сердце его сжималось от ужаса. А вдруг другие уже проникли в дом до него, другие, которые не стучались и не открывали дверей, а просто вошли, коварно и бесшумно? Другие, стрелять в которых бесполезно, убежать от которых — невозможно.
Прогнав панику, он нанес двери последний сокрушительный удар. Если через минуту никто не откроет, он возьмет здоровенный камень и разобьет железную решетку на окне. Он должен войти любой ценой, даже если придется разнести весь дом. Прижав ухо к двери, он напряженно прислушался и уловил слабое гудение, которое переросло в низкий вой.
Вой прекратился; лицо сыщика прояснилось. Раздался металлический грохот, потом послышались медленные осторожные шаги. Лязгнула цепочка, заскрипели отодвигаемые засовы, щелкнул замок — и дверь
— Ну кто там? — спросил из темноты низкий глуховатый голос.
Грэхем кратко представился и спросил:
— Профессор Бич?
Дверь распахнулась, и хозяин, неразличимый в царившем внутри мраке, отрывисто произнес:
— Входите, Грэхем. Когда-то мы встречались. В этой кромешной тьме я вас не узнал.
Войдя, Грэхем услышал, как дверь захлопнулась, загремели запоры. Его взяли за руку и в полной темноте перевели через площадку. Прямо перед лицом раздался лязг и скрежет металла, и пол ушел у него из-под ног. Надо же — лифт, в таком месте!
Мимо проплыл плафон, и кабина остановилась. В лучах света перед Грэхемом предстало лицо профессора. Он был все тот же: высокий, темноволосый, с тонкими чертами лица. Бремя прожитых лет мало сказалось на нем. Грэхем не видел его несколько лет, но не заметил никаких перемен. Нет, одна перемена все-таки была, причем ошеломляющая — глаза!
Над тонким, горбатым, как у ястреба, носом пара холодных суровых глаз сверкала каким-то неземным светом. Было что-то подавляющее в их сверхъестественном блеске, что-то гипнотическое в остром, настороженном, проницательном взгляде.
— Почему наверху так темно? — поинтересовался Грэхем, все еще не в силах оторваться от этих поразительных очей.
— Свет приманивает ночных тварей,— уклончиво ответил Бич.— Они могут причинить неудобство.— Он разглядывал гостя.— Кто вас надоумил искать меня здесь?
— Редактор газеты, издающейся в Бойсе, знает, что вы часто уединяетесь в этом доме. Он сказал, что утром пришлет репортера посмотреть, живы вы или нет. Вот я и решил его опередить.
Бич вздохнул.
— Так я и знал: после того, что случилось, сюда набежит целая свора ищеек. Ну да ладно!
Он провел Грэхема в небольшую комнату, всю заставленную книгами, и подвинул гостю стул. Осторожно закрыв дверь, сел напротив. Потом переплел длинные, тонкие пальцы и устремил на собеседника свой странный взгляд.
— Мне искренне жаль, что мы встречаемся при таких прискорбных обстоятельствах. Полагаю, ваш приход связан с катастрофой в Силвер-Сити?
— Да.
— Но Ведомство целевого финансирования здесь вроде бы ни при чем. Почему же вас это интересует? — Темные, тонко очерченные брови профессора вопросительно поднялись.
— Вы правы,— согласился Грэхем. Сняв с руки кольцо, он передал его Бичу.— Может быть, вы слышали о таких вещах, даже если вам не доводилось их видеть? На его внутреннюю поверхность нанесена микроскопическая надпись, подтверждающая, что я являюсь сотрудником Разведывательной службы США. Если хотите, можете посмотреть под микроскопом.
— А, разведка! — Нахмурив лоб, Бич задумчиво повертел в пальцах кольцо и отдал владельцу, даже не удосужившись разглядеть как следует.— Верю вам на слово.— Он нахмурился еще сильнее.— Если вас интересует, почему взорвался нитрат серебра, то на этот вопрос я ответить не смогу. Мне еще несколько недель придется давать бесчисленные объяснения полицейским, заводским инспекторам, химикам-технологам, репортерам. И все они будут даром тратить время. Я совершенно не в силах объяснить причину аварии.