Часовые Вселенной
Шрифт:
— Пока на такую связь ничто не указывает,— ответил Грэхем.
— Ничто — пока вы что-нибудь не копнете! — возразил Лимингтон.— В свете того, что уже произошло, у меня есть серьезные подозрения. Как вы и опасались, Бич стал в нашем списке двадцатым — если, конечно, не попал в число тех немногих, кому удалось спастись. Ему заткнули рот прежде, чем вы успели до него добраться,— точно также, как поступили со всеми остальными. Мне это не нравится.
— Может, вы и правы, сэр, только...
— Грэхем, я повторяю еще более решительно:
— Хорошо, сэр.
— Если связь подтвердится, мы призовем к решению загадки лучшие умы державы.— Голос полковника прервался, потом зазвучал снова.— А сами-то вы как расцениваете ситуацию?
Грэхем был в нерешительности. Он знал, что так же далек от истины, как и в самом начале, но не мог избавиться от странного, безотчетного чувства, которое преследовало его со времени гибели Мейо. Казалось бы, смешно придавать значение ощущениям, которые, несмотря на силу и неотвязность, продолжали оставаться смутными и неуловимыми. Не было ли это чувство сродни тем подозрениям, которые заставили его пуститься в погоню неизвестно за чем? Не связаны ли эти психические сигналы с его интуицией сыщика? Что это — ключ к разгадке или пустое суеверие? А может быть, просто нервы пошаливают?
Наконец, приняв решение, он заговорил неторопливо и осторожно:
— Шеф, у меня по-прежнему нет ни малейшей идеи, что за всем этим кроется, но мне кажется, что иногда говорить на эту тему опасно.— Тут ему пришла в голову мысль, и он добавил: — Похоже, что иногда опасно даже думать об этом.
— Что за чушь! — насмешливо воскликнул Лимингтон.— Настоящих телепатов не бывает, а гипноз сильно переоценивают. К тому же пока еще никто не создал приборов, которые могли бы засечь чьи-то тайные мысли. Да и как, черт побери, можно вести расследование, не думая?
— В том-то все и дело, что никак,— сухо ответил Грэхем.— Поэтому мне и приходится рисковать.
— Вы что, серьезно?
— Более чем! Я полагаю, а вернее, чувствую, что временами эти вещи можно обмозговывать совершенно спокойно и с пользой для дела. Но я столь же определенно чувствую, что иногда наступают какие-то непонятные мгновения, когда задумываться о них значило бы самому подставить себя под удар. А почему я так чувствую — и сам не могу объяснить. Может, я просто сдурел, только чем глубже я в это дело влезаю, тем больше ценю свою дурость.
— Почему?
— Да потому что я пока еще твердо держусь на ногах, а другие их давно уже протянули.
Грэхем повесил трубку. В глазах у него горел странный огонек. Почему-то он знал, что правильно оценивает грозящую ему опасность. Он должен пойти на риск, неимоверный риск, выступив против сил, совершенно неизвестных и поэтому особенно грозных. Неусыпная бдительность — вот нереальная цена свободы. И если ему, как и Уэббу, суждено
Шеф полиции Корбетт наконец нашел того, кого искал на верхнем этаже битком набитой Центральной больницы. По словам раненого получалось, что из трех тысяч уцелевших, извлеченных из-под развалин Силвер-Сити, он был единственным, кто работал на заводе «Нэшнл кэмера».
Пострадавший был забинтован с головы до пят, даже глаз не было видно. Свободным оставался только рот. В палате стоял сильный запах дубильной кислоты — немое свидетельство того, что несчастный получил обширные ожоги. Грэхем присел с одной стороны койки, Корбетт — с другой.
— Пять минут, не больше! — предупредила усталая сиделка.— Он очень слаб, но может продержаться, если дать ему шанс.
Приблизив губы к закрытому повязкой уху, Грэхем спросил:
— Что же все-таки взорвалось?
— Резервуары,— послышался слабый шепот.
— Нитрат серебра? — Грэхем постарался, чтобы в вопросе прозвучало недоверие.
— Да.
— Как вы это объясните?
— Никак. — Он провел распухшим языком, бледным и пересохшим, по марлевой бахроме, окаймлявшей обожженные губы.
— Где вы работали? — тихо спросил Грэхем.
— В лаборатории.
— Занимались исследованиями?
— Да.
Грэхем со значением взглянул на Корбетта, который внимательно прислушивался к разговору, потом обратился к человеку на койке:
— Над чем вы работали, когда произошла катастрофа?
Ответа не последовало. Рот под бинтами плотно сжался, дыхание стало совсем неслышным. Встревоженный Корбетт вызвал сиделку.
Девушка примчалась и захлопотала над пациентом.
— С ним все в порядке. У вас еще две минуты.— Она тут же убежала. От долгого дежурства лицо ее побледнело и осунулось.
Грэхем еще раз задал вопрос — снова молчание. Нахмурившись, он дал Корбетту знак вступить в разговор.
— С вами говорит Корбетт, начальник полиции Бойсе,— сурово изрек тот.— Человек, который вас допрашивает,— офицер Разведывательной службы Соединенных Штатов. При вчерашнем взрыве погибло больше тридцати тысяч человек, а те немногие, кто уцелел, находятся не в лучшем состоянии, чем вы. Необходимость выяснить причину трагедии гораздо важнее, чем ваша лояльность по отношению к работодателям. Советую не упрямиться.
Плотно сжатые губы не шевельнулись.
— Если вы не заговорите, у нас найдутся средства...— начал было Корбетт.
Дав ему знак замолчать, Грэхем снова приблизил губы к уху лежащего и тихо сказал:
— Доктор Бич разрешил вам сказать все, что вы знаете.
— Бич! — воскликнул несчастный — Почему же он велел мне ничего не рассказывать?
— Он сам вам велел? — ошеломленно спросил Грэхем.— Когда это случилось? Он что, заходил сюда?
— За час до вашего прихода,— тихо проговорил собеседник.