Частная коллекция ошибок
Шрифт:
— Как это пусти? Как уйди? После всего, что я ради тебя сделал?
— Сделал, да плохо — теперь не переделаешь. Вот и торчим в этом дурацком лесу, а что дальше, неизвестно. Сделал! Не умеешь — не берись.
— Котенок! Ты не можешь так говорить! Ты меня любишь?
Варя даже задохнулась от возмущения:
— Боже, опять! Сколько можно! Ты полный дебил. Нашел место болтать о любви. Кончились разговоры, теперь все по-взрослому. Нам надо идти!
— Ты меня любишь? Ты ведь и раньше мне никогда не отвечала. Говори сейчас! Говори, тогда пойдем.
Он
— Господи! — прошептала она. — Как дурной сон. Ладно, Артем, отпусти, я скажу.
Он послушался и даже сделал шаг назад.
Варя сказала серьезно:
— Конечно, я тебя люблю. Ты мне нравишься, ты крутой, прикольный. Но если спросишь, готова ли я за тобой идти в тюрьму, я скажу «нет». Нам с тобой было хорошо, но моя настоящая любовь где-то впереди. Не могу даже объяснить почему, но я это чувствую. И это нормально, Тема. Мы в тупике. Люди встречаются и расстаются, и ты тоже еще встретишь…
— Что-о? — просипел он и сделался страшным, краснолицым, незнакомым. — Что ты сказала? Так ты побежала новую любовь искать? А я как дурак… Я ради тебя человека убил.
2
Железный Стас мог не спать сутками, но если уж засыпал, то спал как убитый. Снов он никогда не видел. Если другие рассказывали свои сны, он им не верил, как не верил рыбацким байкам и донжуанской похвальбе. Сам он, рухнув в кровать, что называется, отрубался. Его сон был мрак, пустота и безграничная тишина, доступная только глухим.
Когда зазвонил телефон, утро было настолько еще бледно и невнятно, что не поймешь, небо ясно или сплошь закрыто тучами. Стас пребывал в своей сонной бездне и ничего не слышал. Зато Рыжий, который спал у него в ногах и терпеть не мог телефона, звонков в дверь и унылого гула холодильника, забеспокоился. Он поворочался, поскрежетал грудью, а когда звонки стали навязчиво повторяться, вылез к Стасу на подушку.
Телефон не умолкал. Вдобавок у Стаса в пиджаке закурлыкал мобильник. Недовольный Рыжий потерся бакенбардом о жесткую щеку хозяина. В Стасовой щетине осталось несколько розовых волосков. Стас спал. Тогда Рыжий пошел на крайние меры и наступил жесткой лапой Стасу на переносицу.
— Черт, кто это? — поприветствовал новый день Стас и протянул руку к пиджаку, который ночевал на спинке стула.
Попасть вслепую в карман и заткнуть мобильник не получилось, зато удалось опрокинуть стул вместе с пиджаком. Мобильник бесчинствовал теперь на полу, резонируя в рассохшихся половицах. Из прихожей настырно зудел городской телефон. Рыжий возмущенно топтался по подушке, то и дело задевая Стасово ухо то когтем, то пучком проволочных усов.
Пришлось встать. Первым делом Стас взял мобильник. Оттуда женский голос сказал:
— Доброе утро, Станислав Иванович! Я уже еду в сторону Бакланова.
— Зачем? Вы кто? — не понял Стас.
— Вероника Юршева. Между Баклановом и Сумароковом видели «восьмерку». Просто «вишню», не гнилую! Ту самую. Пустую.
Все это походило на
— Ориентировки разослали еще вчера, — пояснила Вероника. — Местный участковый ехал к свояку в Бакланово и в лесу засек эту машину. Я туда! Эдик Лямин подтянется с группой и с кинологом. Немешаев и Фомина могут скрываться в лесу.
— Может, они давно на попутку сели?
— Вряд ли. Дорога глухая, машин мало, местные никого чужих не подвозили. Незнакомцы в ближних деревнях тоже не появлялись. Кругом лес — там, скорее всего, их и брать придется.
— Может быть, — неопределенно хмыкнул Стас. — Я, наверное, сам туда подъеду. Часа через полтора буду.
— Вам подсказать, как добраться?
— Не надо. Я там поблизости у бабки на каникулах бывал, места знаю. Вы-то зачем туда потащились? Вот возьмут их, тогда вам и карты в руки.
— Люблю вовремя прибыть на место, — с достоинством сказала Вероника.
— А я не люблю, когда во время оперативных мероприятий следствие под ногами путается. Особенно ба… женщины. Опергруппе лишние хлопоты, в лесу тем более. Ведь ба… женщина то отстанет, то ногу подвернет, то козявка ее в глаз куснет.
— Вот уж не думала, что вы такого мнения о коллегах, — засмеялась Вероника издали, сквозь шум и треск. — Обо мне можете не волноваться.
— Я не волнуюсь. Просто терпеть не могу, когда мешают, — успокоил ее Стас. — Приедете на место — в машине сидите, а то еще за собакой увяжетесь.
— Обязательно! — хихикнула Вероника так беспечно, что даже Стас усмехнулся в ответ.
«Боевая девка, — подумал он. — Даже жалко, что фейсом не очень вышла. А может, это к лучшему?»
По городскому телефону, который продолжал все это время трезвонить в прихожей, Стасу не сообщили ничего нового — да, ребята выехали в сторону Бакланова, кинолог и собака с ними.
Стас отправился умываться, а Рыжий плавным верблюжьим шагом, торчком воздев тощий хвост, пошел на кухню. Он сел ждать завтрака. По его мнению, хозяин слишком задержался в ванной; пришлось взвыть деликатно, в нос. Это не возымело действия, и кот стал кричать терпеливо, на одной ноте, оглушительно.
Замолчал Рыжий, только когда вгрызся в минтай. Стас в приятной тишине доел вчерашний венгерский шпик и заварил лапшу с ароматом, неотличимым от куриного. Утро за окном уже определилось как ясное, захотелось съездить в Бакланово. Трудно, конечно, ожидать, что Немешаев ждет в лесу под кустом, но ничего другого сейчас не придумаешь. Надо действовать! На сельских дорогах человека отыскать легче, чем в городской сутолоке.
Заглянув в иллюминатор, Виктор Дмитриевич Козлов поморщился: под ним столпообразными кондитерскими горами клубились облака. Солнце тут, на высоте, сияло ровно, равнодушно, как в космосе. Это было нормально. А вот облака Виктору Дмитриевичу не нравились — тошно было на них смотреть.