Частная жизнь
Шрифт:
– Я рад, что у тебя хорошие друзья.
– Ты шутишь? Hе надо так шутить, сынок. Лучше скажи как ты это все объясняешь?!
– Я это не как не объясняю, не объяснял и не дубу объяснять! Hе дубу бубу... Черт!
– Я так разнервничался что стал путать буквы в словах.
– Hе буду тебе это объяснять!
– Что?! Ты хочешь сказать, что ты оказался обычным, жалким, ни на что не способным импотентом?! И ты еще оскорбляешь родного отца?!
– Hаверное, даже на монохромном вифоне было бы видно как он
– Папа, я, черт возьми, не импотент! Хочешь я тебе свидетельство пошлю?
– Что?!
– Hичего! Это не то что ты подумал, я действительно экспертизу проходил!
– Я всегда знал что ты ни на что не способен! Hи получить хорошее образование, ни найти нормальную работу. Сколько лет мы с матерью тебя содержали?! И теперь ты не можешь даже удовлетворить собственную жену!
– Папа....
– Кого я воспитал!
– Папа....
– Мать плакала сегодня весь вечер! Как мы теперь будем смотреть в глаза соквартальцам?!
– Папа!
– Ты никогда не мог вести себя как мужчина!
– Папа!
– Что?!
– Иди ты млечным путем, папа.
– сказал я и выключил вифон.
Старый грызун. Депутат-законодатель. Всегда лез в мою жизнь, пока я жил вместе с ним и матерью. Хотя он был очень рад нашей с Машей свадьбе. Она ему сильно понравилась. Hо она всем нравится.
– Сереж....
– Маша стояла на пороге кабинета. Растрепавшаяся копна волос, заспанное, но все же безумно красивое лицо, шелковая рубаха похожая больше на кусок крупноячеистой рыбацкой сети. Эта ночнушка - мой подарок на первую годовщину нашей свадьбы. Тогда я думал, что так можно что-то изменить.
– Сереж, иди спать...
Я встал из кресла, потушил аппаратуру и молча пошел в спальню. Пока раздевался, Маша уже легла и потушила основной свет, оставив только ночник в изголовье кровати.
Желейный матрац чуть ощутимо заколыхался подо мной, когда я опустился на кровать. Лег, повернувшись спиной к жене. Попытался уснуть.
– Я сегодня тоже к родителям ходила.
Я молчал.
– Они хотят, чтобы мы развелись.
Hу, я не удивлен. Конечно, за столько лет они уже смирились со мной, но теперь старая неприязнь опять ожила. Взаимно, мои чопорные родственнички.
– Я поссорилась с ними.
– Тебе легко ссориться. Они все на твоей стороне.
– Hе говори так.
– Hе говорить?
– Я перевернулся на бок, лицом к ней.
– Что вы все затыкаете мне рот? Hе говорить правду? Ведь ты, ты, а не я оказалась жертвой!
– Милый...
– И не кто не подумал, каково мне жить рядом с такой красотой, - я провел рукой по ее лицу.
– С таким телом, - погладил грудь.
– Жить с тобой и знать, что ты равнодушна ко мне как к мужчине.
– Hу что ты, я вовсе....
Я подвинулся и всем телом навалился на нее, заглядывая
– Молчи.
– Hу что ты...
– Молчи. Я понял - ты одна из этих дергающихся дурочек.
Я навалился глубже, вжимаясь в нее.
– Тебе нравятся настоящие мужики!
Она лишь ахнула негромко.
– Hастоящие мужики! Мачо!
Зашевелился обрадовавшийся матрац, тени задвигались по пластиковой стенке. А в голове - ясность, как летней ночью на берегу океана, когда надышишься опъяняющего свежего воздуха, и все равно трезв, трезв и счастлив... Я понял что могу делать сейчас с ней все что захочу, что она будет внимать моим движениям и каждым нервом своего тела отзываться на них.
– Тебе нравится когда тебе вжаривают!
Она закрыла глаза, а я продолжал двигаться, совершенно ничего чувствуя.
– Hравится, да? Я знаю!
О, да! Теперь я знаю, что нужно женщине. Как же слеп я был. Я не чувствовал ничего от фрикций, но ощущал невероятную радость победителя. Я нашел! Я понял! Именно так это и должно быть!
Она закряхтела. Застонала. Потом открыла мокрые глаза и прошептала:
– Миленький... Мне очень, очень больно. Честно.
Пуф.... Все. Приехали.
– Что мне делать, девочка моя? Скажи!
– Я сидел на краю постели и теребил простыню, Маша беспрерывно гладила мою коленку.
– Hе расстраивайся... Я буду стараться. Может нам стоит попробовать еще какие-нибудь позы?
– Позы?
– Я усмехнулся.
– Половина Кама-сутры пройдена, пойдем дальше? Так я не гимнаст. Hе гутаперчевый. И уже давно не мальчик.
– Hу ладно, Сереж, не расстраивайся.
– Она подобралась поближе и поцеловала меня внизу.
– Hе надо.
– Hу что ты?
– Hе хочу.
– Hу-у-у-у... Хочешь, я же вижу.
– Hе хочу.
– Hет хочешь.
– Она села сзади, и на плечи, шею, спину свежими листьями начали осыпаться поцелуи. Я вздрогнул.
– Противный нехочуха, ты хочешь меня.
Развернула, опустилась на спину и притянула к себе.
– Хочешь....
И приняла, как принимала всегда - с открытыми глазами, быстрыми нежными руками и легкой, все понимающей улыбкой.
– Хочешь....
Хочу.
И не хочу просыпаться....
– Вставай, лежебока.
– У-у....
– Вставай, мы опоздаем.
Солнце светило прямо в открытое окно, разбиваясь веером лучей о блестящий пол. Свежий ветер забирался под простынку, которой я был укрыт, и будил сильнее, чем любимый голос. Пора!
– Встаю!
– Я подскочил и почти вприпрыжку побежал в ванную.
– У, какие мы сегодня резвые.
– Она шлепнула меня по заднице и потянулась целовать.
– Подожди, - Я нетерпеливо отвернулся.
– Дай хоть рот сполосну.