Частное расследование
Шрифт:
— Значит, он встречался с ней, когда ты пыталась уговорить ее лечиться?
— Да.
— И как он к этому отнесся? А к самому лечению?
— Не знаю, — сказала она. — Я его не спрашивала.
— Но воспрепятствовать он не пытался?
— Нет. Дон не боец.
— Кто же он?
— Очаровашка. Всем он нравится, — сказала она с неприязнью в голосе.
— А ты как к нему относишься?
Она сердито взглянула на меня, отвела со лба волосы.
— Как отношусь? Он мне не мешает.
— Он тебе кажется неискренним?
—
Это было сказано с той же предубежденностью, которая только что осуждалась. Она поняла это и сказала:
— Я знаю, это звучит очень уж по-санлабрадорски, но, чтобы понять, что я имею в виду, надо его видеть. Зимой у него загар, он живет теннисом и лыжами и всегда улыбается, даже когда улыбаться нечему. Отец был человеком большой глубины. Мама заслуживает лучшего. Если бы я знала, как далеко все зайдет, никогда бы не начинала.
— У него есть свои дети?
— Нет. Он не был женат. До сих пор.
То, как она подчеркнула «до сих пор», заставило меня спросить:
— Тебя тревожит, что он мог жениться на твоей маме ради денег?
— Эта мысль приходила мне в голову — Дон не то чтобы бедняк, но он не в мамином классе.
Она махнула рукой, и жест вышел таким неровным и неуклюжим, что я невольно это отметил про себя.
Я спросил:
— Среди причин твоего конфликта по поводу Гарварда нет ли опасения, что мама нуждается в защите от него?
— Нет, просто я не считаю, что он сможет о ней позаботиться. Я все еще не могу взять в толк, почему она вышла за него замуж.
— А те, кто служат в доме? Можно на них рассчитывать в этом плане?
— Они славные люди, — сказала она, — но этого будет недостаточно.
— А что Джейкоб Датчи?
— Джейкоб, — произнесла она дрогнувшим голосом. — Джейкоб... умер.
— Прости, я не знал.
— Только в прошлом году, — сказала она. — У него оказалось какое-то раковое заболевание, он сгорел очень быстро. Он покинул наш дом сразу после того, как ему поставили диагноз, и переехал в заведение типа санатория. Но не сказал нам, где это находится. Не хотел, чтобы кто-то видел его больным. После того как... оттуда позвонили маме и сказали, что он... Не было даже похорон, просто кремация. Мне было очень больно — из-за того, что нельзя было ему помочь. Но мама сказала, что мы помогли уже тем, что дали ему устроить все так, как он сам хотел.
Еще слезы. Еще салфетки.
Я сказал:
— Я помню его как человека с сильной волей.
Она наклонила голову.
— По крайней мере, ему не пришлось долго мучиться.
Я подождал, не скажет ли она еще чего-нибудь. Но она молчала, и я сказал:
— Так много всего с тобой произошло, столько на тебя свалилось. Неудивительно, что тебе трудно разобраться, как надо поступить.
— О, доктор Делавэр! — воскликнула она и встала, подошла ко мне и обняла меня
Меня охватило острое чувство жалости. Она крепко вцепилась в меня, и ее слезы капали мне на куртку.
Я бормотал какие-то слова утешения, казавшиеся не более осязаемыми, чем этот золотистый свет. Когда она перестала плакать на целую минуту, я легонько отстранился.
Она быстро отодвинулась, села на прежнее место с пристыженным видом. Принялась мять руки.
Я сказал:
— Ничего, Мелисса. Ты не обязана всегда быть сильной.
Рефлекс психотерапевта. Утешай, поддакивай.
Сказано именно то, что нужно. Но в данном случае соответствует ли это истине?
Она начала ходить взад и вперед по комнате.
— Не могу поверить, что я так раскисла. Это так неприятно... В моих планах этот визит должен был произойти по-деловому. Как консультация, а не как...
— Не как лечебная процедура?
— Да. Ведь это ради нее.Я правда думала, что со мной все в порядке и я не нуждаюсь в лечении. Я хотела вам показать,что у меня все хорошо.
— У тебя и в самом деле все хорошо, Мелисса. Просто сейчас невероятно напряженное для тебя время. Все эти изменения в жизни мамы. Потеря Джейкоба.
— Да, — сказала она рассеянно. — Он был славный.
Я выждал несколько секунд, потом продолжал:
— А теперь еще и эта ситуация с Гарвардом. Надо принять очень важное решение. Было бы глупо не относиться к этому серьезно.
Она вздохнула. Я сказал:
— Позволь мне задать тебе вот какой вопрос. Если бы все остальное было спокойно, ты бы хотела поехать?
— Ну... я знаю, что это большой шанс — мое «золотое яблоко». Но я должна... мне нужночувствовать, что я поступаю правильно.
— Что могло бы тебе помочь это почувствовать?
Она покачала головой и взмахнула руками.
— Я не знаю. Хотела бы знать.
Она посмотрела на меня. Я улыбнулся и показал на кушетку.
Она вернулась на свое место.
Я спросил:
— Что могло бы по-настоящему убедить тебя, что с мамой все будет хорошо?
— Ее хорошее самочувствие. То, что она нормальна, как все остальные. Я говорю ужасные вещи, да? Как будто стыжусь ее. Но я не стыжусь. Я просто беспокоюсь за нее.
— Ты хочешь быть уверена, что она сама сможет о себе позаботиться?
— В том-то все и дело. Она может. У себя в комнате. Там ее территория. Только вот окружающий мир... Теперь, когда она выходит, пытается изменить свою жизнь... это страшно.
— Конечно, страшно.
Молчание.
Я сказал: