Частный сыск есаула Сарычева
Шрифт:
– Откройте! – начал колотить в нее ногами Сарычев. – Поубиваю, гады! Всех поубиваю!
Неожиданно в двери открылось небольшое окошко, прозванное в тюрьмах «кормушкой».
– Не кричи, – на французском сказал один из громил.
– Да я тебя! – от злости у Сарычева перехватило голос.
– Слушай, тебя ищет полиция, – со смешком сообщил громила. – Ведь ты сегодня ограбил особняк Филиппова и пристрелил его слугу-японца. Лучше сидеть у нас, чем в городской тюрьме с колодкой на шее как убийца и грабитель.
– Ложь! – закричал Павел, но «кормушка» уже
– Павел Петрович?
Сарычев резко обернулся. В углу, на застеленных тряпьем нарах, приподнялся человек с разбитым в кровь лицом.
– Евгений? Ты!..
Почти всю ночь они не спали. Тоболин рассказал, что когда, вернувшись от Филиппова, Павел Петрович заснул, в дверь их номера кто-то тихо поскребся и шепотом попросил разбудить Сарычева, чтобы сообщить ему важные вести. Евгений тряс и будил Павла Петровича, но тот спал как убитый.
Тогда юноша решился сам открыть, но, как только он повернул ключ в замке, дверь неожиданно распахнулась и ему зажали рот и нос смоченной хлороформом тряпкой. Очнулся он уже здесь, в подвале. Несколько раз его допрашивали похитители – сначала достаточно вежливо и спокойно, а потом начали жестоко избивать, требуя выдать тайну «Золотого Будды».
– Тайна? – удивленно переспросил Сарычев. – Какая тайна?
– Если бы я знал, – тяжело закашлявшись, горько ответил Евгений. – Из их вопросов я узнал больше, чем известно мне самому. Оказывается, статуэтка является ключом к получению каких-то сокровищ. Да разве в этом дело? Я очень виноват перед вами, Павел Петрович. Это из-за меня вы очутились здесь.
– Пустое, – стараясь поддержать упавшего духом Тоболина, небрежно отмахнулся бывший есаул. – Обдернулся! Не на ту карту поставил и…
– По телефону я говорил под дулом пистолета, – тяжело дыша, рассказывал Евгений. – А потом опять били. Но я не знаю ничего! Понимаете, ничего! В завещании отец распорядился отдать «Золотого Будду» монахам обители Синих Скал и все.
– И он тебе никогда не рассказывал о тайне статуэтки?
– Нет.
– М-да, положеньице, – протянул Сарычев, наводя ревизию в карманах своего костюма.
Оружие забрали, кобуру сорвали, денег и документов тоже нет. Остались носовой платок, портсигар, зажигалка и небольшая пилка для ногтей, завалившаяся за подкладку и, видимо, не обнаруженная бандитами при обыске. Сорвали галстук, вытащили из брюк ремень, часы исчезли. Все, как в натуральной тюрьме! Дела!
– Что будем делать? – словно подслушав мысли Сары-чева, спросил Тоболин. – Как ваша голова, болит?
– Кажется, Сенека сказал, что после тридцати лет человек или сам себе врач или дурак, – буркнул Павел Петрович.
– Но мне нет еще двадцати, – мрачно пошутил Евгений.
– Зато мне за сорок, – усмехнулся бывший есаул.
Мальчишка еще способен к иронии? Это хорошо, но его внешний вид Сарычеву очень не понравился – даже при слабом освещении заметно, как Евгений бледен. Дышит с трудом – наверное,
Тщательно осмотрев камеру, Павел остался недоволен – стены массивные, прочной кладки. Единственное окно, вернее, отдушина, забранная крепкой решеткой, расположено в глубине амбразуры, чуть ли не под потолком, и в него не просунуть голову, если даже чудом сумеешь перепилить прутья решетки. Дверь сколочена на совесть, а пол сделан из каменных плит. В углу, вместо обычной тюремной параши, круглое отверстие – достаточно широкая труба, по краям обшитая толстыми досками, вплотную пригнанными друг к другу. Из отверстия тянуло смрадом выгребной ямы.
– Убежим, – подбадривая Евгения, убежденно сказал Павел.
– Куда? – закашлялся юноша и, отвернувшись, выплюнул сгусток крови. – На воле вас ищет полиция, ждут суд и тюрьма, а меня – незавидная доля нищего.
– Ладно, ладно, – присаживаясь на край нар, примирительно похлопал его по колену Сарычев. – Не паникуй! Помозгуем. Они должны нас кормить?
– Дают поесть два раза в сутки, но дверь не открывают, – пытаясь унять новый приступ кашля, ответил Тоболин.
Павел пристроился у него в ногах и устало закрыл глаза. Господи, как глупо он попался! Позволил себе расслабиться, обрадовался, что они пообещали отдать мальчишку, – и сейчас он заберет его, забыл, с кем имеет дело. Нет, Антуан и его компания дорого заплатят ему за эти штучки! Но для этого надо выбраться на волю. Но как выбраться из каменного мешка, да еще вытащить с собой Тоболина – ослабевшего, больного, избитого?
Незаметно Сарычев задремал, свернувшись калачиком на тряпье, покрывавшем дощатые нары. Спал он беспокойно, часто вздрагивая и просыпаясь, но, открыв глаза, видел все те же стены, тусклую лампочку под потолком и маленькое, зарешеченное оконце.
Утром в коридоре раздались тяжелые шаги и щелкнула задвижка «кормушки». Появился поднос с мисками. Павел жадно схватил его – даже здесь нужны силы. В мисках оказался рис, овощи и немного мяса. Похоже, гангстеры не собираются морить их голодом?
– Эй, сумасшедший? – окликнули Сарычева из-за двери. – Скажи своему дружку, чтобы не упрямился. Нам надоело ждать. Если ты его не уговоришь, придется приняться за тебя.
– Я могу поговорить с Антуаном? – отдавая поднос, спросил Павел. Только бы они открыли дверь, а там посмотрим, на чьей стороне бог удачи.
– Его сейчас нет, – «кормушка» захлопнулась.
Закурив, бывший есаул подошел к амбразуре окна и прикинул, как бы до него добраться, чтобы выглянуть наружу. Пожалуй, если Евгений поможет, то попытка удастся. Опершись ногами на спину согнутого Тоболина, Павел рванулся к оконцу и уцепился за решетку.
Сквозь мутное, покрытое налетом серой грязи стекло Сарычев увидел деревья, кусты, небольшую лужайку. Значит, их камера расположена в другой, цокольной половине дома – в той, что выходит на косогор? Спрыгнув, он отряхнул ладони и присел рядом с Евгением: