Часы доктора Ватсона, или тайна «MWM»
Шрифт:
— Если бы все было так просто! — сказал Холмс. — Неужели вы думаете, что я не догадался проверить служащих этих учреждений еще тогда, когда в Патологическом Институте нам сообщили о предложении американца? Среди них есть люди, которые были способны соблазниться подобным предложением в силу материальных или иных соображений, однако все они имеют алиби если не на все пять ночей, когда были совершены убийства, то хотя бы на одну из этих ночей. Кроме того, у многих из них была возможность раздобыть эти органы если и не вполне законным, то отнюдь не столь ужасным путем: в анатомических театрах при этих учреждениях попадаются подходящие
— А вам?
— Для моих способностей тоже есть какие-то пределы. Проверить алиби сотен человек мне не под силу.
Мне было трудно поверить, что Холмс готов отступиться, и я оказался прав. Холмс не оставил дело Джека-Потрошителя, хотя его действия еще неделю казались совершенно бесплодными. Однако восемнадцатого ноября Холмс вернулся домой к ужину и попросил миссис Хадсон приготовить для него большой бифштекс. После многодневного пренебрежения пищей и сном Холмс осунулся и черты его лица еще более заострились; все эти дни он питался лишь бы чем и спал когда придется, так что в появившемся аппетите моего друга я увидел обнадеживающие признаки.
— Вы его нашли?
— Нет, — ответил Холмс. — Но я знаю, кто он.
С моих губ посыпались вопросы, однако мой друг лишь покачивал головой и говорил, что рано еще говорить о тем, что Джек-Потрошитель найден.
— Кто знает, может быть, на этот раз я ошибаюсь.
— Вы никогда не ошибаетесь!
Холмс улыбнулся.
— Вы слишком лестного мнения о моих способностях. Я тоже, бывает, ошибаюсь, и, более того, вы сами были свидетелем некоторым моим ошибкам.
Мы уже заканчивали ужин, когда с письмом на подносе вошла миссис Хадсон.
— А, вот оно! — Холмс подхватил конверт с подноса так, как если бы ждал это письмо с нетерпением. Я заметал на конверте гербовую печать с двуглавым орлом.
— Кто это вам пишет? — поинтересовался я.
— Русский посол. — сказал Холмс.— Я должен идти!
— Это связано с делом Джека Потрошителя?
— Возможно.
Я с нетерпением ждал его возвращения, и оказалось, посещение русского посла еще более благотворно подействовало на Холмса. Он вернулся, насвистывая какой-то бодрый мотивчик.
— Вы еще не спите? — удивился он. Был третий час ночи — время для делового визита уже явно непригодное.
— Вы же знаете, что мне очень хочется знать, как продвигается дело Джека-Потрошителя.
— Оно продвигается, — туманно сказал Холмс. — Завтра я еду на континент.
— В Россию?
— Пока в Париж.
— Я еду с вами! — решительно сказал я.
— На этот раз нет. Подумайте, что подумает Лестрейд, если где-то на континенте Джек-Потрошитель совершит еще одно преступление, и рядом окажетесь вы?
— Но с таким же успехом он может совершить убийство и здесь.
— Да, но здесь вам куда будет проще найти свидетелей своего алиби.
Он уехал, и я еще долго не мог узнать, где и как Холмс хочет разыскать убийцу. Изредка от него приходили телеграммы — одна из Парижа, другая из Лодзи, третья из Петербурга. Я тщательно просматривал газеты, надеясь найти хоть какие новости
В начале декабря Холмс вернулся.
Он был не очень многословен, и я с большим трудом узнал от него некоторые подробности этого дела.
Он взял след в Париже, потерял его в Лодзи, хотя русская полиция оказывала ему содействие. Потом Джек-Потрошитель совершил очередное убийство в Петербурге, и Холмс направился туда. Русская пресса не связала это преступление с совершенными в Лондоне, поэтому убийство петербургской проститутки прошло практически незамеченным; русская полиция, известная своей хваткой, выследила его в городе с непроизносимым названием и русский сыщик, фамилия которого тоже трудно выговаривается — что-то вроде Шчэрбайнайн — застрелил преступника за секунду до того, когда тот попытался разрезать в яростной схватке горло Холмсу.
Джека-Потрошителя на самом деле звали Иван Коновалоу, он был отставным военным фельдшером. В его комнате было обнаружено девять банок, заполненных глицерином, где плавали зловещие трофеи. Русская полиция предпочла не предавать это дело огласке дабы не вызвать к действию столь же жестоких подражателей, и Холмс, рассказывая о Коновалоу, предупредил меня, что все это не должно предаваться гласности еще по крайней мере пятнадцать лет. Если признаться, то мне не очень-то и хотелось писать о событиях, где я сыграл далеко не самую лучшую роль. Я и сейчас-то пишу об этом только потому, что эти мои записки вряд ли когда будут опубликованы.
ГЛАВА 7 Профессор Джеймс Мориарти
Теперь я должен рассказать о том, как в моей жизни появился профессор Джеймс Мориарти.
Контакты с полковником М. по-прежнему оставались тесными. Здесь не место рассказывать о делах, которые мы затевали, могу лишь сказать, что в результате этих дел в моих карманах оседали довольно значительные суммы, а никто во всем Лондоне и подумать не мог, какую гигантскую паутину раскинули мы с полковником М. над этим городом. Общение с Холмсом помогало мне выявлять слабые стороны нашей организации; надо ли говорить, что до некоторых пор Холмс и не подозревал, что в Лондоне существуют подобные преступные силы. Надо отдать ему должное, он почти сразу понял, с чем столкнулся, другое дело, что столкнулся он с нашей организацией достаточно поздно – лишь летом 1888 года. До этого ему просто не попадались дела, связанные с нашей деятельностью: я говорил уже, что Холмс в основном расследовал преступления, совершенные в среде среднего класса и, как правило, представителями среднего класса – то есть дилетантами.
В летом же 1888 года Холмсу довелось расследовать дело Пикрофта, которое стало потом моим рассказом о приключениях клерка. Ограбление банкирского дома "Мейсон и Уильямсы" стало, пожалуй, первым случаем, когда он столкнулся с чем-то совершенно иным. Надо ли говорить, что план ограбления был задуман мною, а полковник М. нашел для него исполнителей – братьев Беддингтон. Увы, не обошлось без неприятных накладок, которые можно назвать "эксцесс исполнителя". Беддингтоны исказили мою идею, зачем-то введя идиотскую выдумку о братьях-близнецах, Пикрофт насторожился и кинулся за советом к Холмсу, а во время самого ограбления старший Беддингтон презрел мои указания о хлороформе и убил сторожа.