Часы зла
Шрифт:
— Ну и к чему это вы? — спросил Джессон.
— Всего лишь хочу сказать, что людей привлекают пустоты.
— А мне кажется, что зрители рассматривали эти таблички с чувством утраты, так, будто их кто-то предал. Тоска, вот что заставляло их задерживаться, — заметил Джессон, обращаясь к Ник. — Ваш супруг свидетель, лично я ненавижу пустоту и незавершенность, ту неуверенность, которую они вызывают. Голые стены и незаполненные отделения претят моему эстетическому мировоззрению. И моим девизом всегда было: «Я собираю — значит, я существую».
— Но если…
Джессон
— Понимаю, что вы подразумеваете под этим «если». Если я не могу получить того, чего хочу, стало быть, я вроде бы и не существую?.. Знаете, я не склонен задаваться такими вопросами. Не далее как на прошлой неделе я сказал вашему мужу, что за сомнением почти неизбежно следует неудача. Александр был просто уверен, что вы не придете, но вы здесь, у меня в доме, хоть вам, судя по всему, и не слишком весело. Может, выпивка поможет поднять настроение? — Джессон подошел к столику и потянулся к хрустальному кувшину. — Вот видите, попросил Эндрю приготовить нам «Пиммс кап», типично летний напиток. Уверен, после первого же глотка настроение у вас улучшится. — Он помешал в кувшине серебряной ложкой, а потом выудил ею же ломтик огурца. — Ник отказалась, и Джессон наполнил две высокие кружки. Протянул одну мне и уселся в кресло. — Итак, о чем мы говорили?
— Зачем вы меня позвали? — спросила Ник.
Джессон отпил глоток.
— Пригласил вас, чтобы обсудить наше дальнейшее сот… — Тут он умолк и поправился: — Обсудить заказ. — Джессон нашарил кнопку в ручке кресла и достал из потайного отделения потрепанный томик. — Не будете ли столь любезны взглянуть вот на это?
Едва Ник осознала, что держит в руках, как настроение ее резко изменилось.
— Так это же Меггендорфер! — с изумлением и восторгом воскликнула она.
Я перегнулся через ее плечо, желая получше рассмотреть раритет.
— Переплет просто в чудовищном состоянии.
Джессон улыбнулся краешками губ.
После того как первый шок прошел, Ник спросила Джессона:
— Откуда вам известно, что я просто обожаю его заморочки?
— Извините, но я предпочитаю другой термин. Эксцентрика.
— Вам, наверное, Александр сказал? — не унималась Ник.
— Наверное, — кивнул Джессон.
— Разве? — удивился я. Что-то не мог припомнить, чтобы я обсуждал с Джессоном пристрастие своей жены к столь специфическим предметам.
— Но от кого еще я мог узнать? — С этими словами Джессон вынул из потайного отделения в кресле еще три или четыре книжки и начал демонстрировать их Ник.
Демонстрация вызвала смешки. Особенно миниатюрные жалюзи, поднимая и опуская которые можно было видеть «ожившие» сценки совокупления.
Ник всматривалась в глазок еще одной немецкой книжки-игрушки, а Джессон тем временем перешел в атаку:
— Уверен, вам вполне под силу соорудить нечто аналогичное.
— Возможно, — скромно ответила Ник.
— Не хотели бы вы порадовать меня эксцентричной игрушкой в том же духе?
— Я думала, вы ищете часы.
— Да, разумеется. Но меня также интересует техника их возвращения.
— Вы ведь уже наняли себе бумагомарателя.
—
Мы прошли за Джессоном к шкафу с застекленными ящичками в стиле барокко, стоявшему в дальнем конце салона. Он указал на зеркальную вставку размером с коробку для сигар. Нишу обрамляли две миниатюрные деревянные колонны. Джессон обратился к Ник:
— Попробуйте сдвинуть вот эту колонну вправо. — Она подчинилась. — Отлично. А теперь просуньте руку в отверстие и попробуйте нащупать там размыкающий механизм. Весь фокус в том, дорогая, что человек должен чувствовать, насколько сильно можно давить, и не применять при этой излишней грубой силы. — И Джессон заговорщицки подмигнул мне. Послышался щелчок. — Так, прекрасно. А теперь надавите на потайную кнопку, которая позволит вам продвинуться еще на несколько дюймов. — Должно быть, рука у Ник была легкая, потому что еще через секунду колонна выскочила из отверстия и под ней открылось глубокое вертикальное углубление. — Ну а теперь можно ознакомиться с содержимым.
Ник извлекла из потайного отделения старинный картонный календарь, где каждую дату закрывало окошечко с цифрой. С чисто дизайнерской точки зрения календарь показался не слишком впечатляющим, особенно в сравнении с книжками, извлеченными из потайного отделения в кресле. Украшала его вполне банальная картинка: Санта-Клаус на санях, запряженных оленем, едет к виднеющейся вдалеке альпийской деревушке.
— Мой интерес к этому календарю носит прагматический характер, — сказал Джессон. — Будьте добры, откройте день под номером один.
Ник подцепила края картонки ногтем, и окошко открылось. Изображение за ним оказалось столь же тривиальным: под полоской слюды виднелся барашек, спящий в стоге сена.
— Моя идея проста, — произнес хозяин дома. — Хотелось бы, чтобы письменный отчет о наших изысканиях был представлен в такой же наглядной форме. В виде картонной модели с окошечками. С вашей помощью, дорогая, мы скроем содержимое каждого из отделений. Десять глав, десять окошечек…
— Десять предметов за стеклом, — подхватил я.
— Именно.
Я обернулся к Ник.
— Подумай, как лучше сделать это. Образы твои, слова мои.
— Мне понадобится особый нож, чтобы вырезать такие же отверстия, — сказала Ник.
— А почему бы не поместить окошки в начале каждой главы? — предложил я. — Вместо большой заглавной буквы, как в старинных манускриптах?
— Прекрасная идея, — заметил Джессон. — И у нас получится собственный Tres Riches Heures. [32]
32
Здесь:редкое дорогое издание (фр.).