Часы зла
Шрифт:
— Между прочим, личная библиотека Джессона известна мне лучше, чем ему самому.
— Ну и что из того, куриные твои мозги! Мы ведь не проверяли, что именно он у нас искал. Забрасывали сеть не в то озеро.
— Согласен.
— За дело! — воскликнул Нортон. — Ты займешься бланками требований, я — распечаткой. Встречаемся после работы в «Бларни стоун».
— Этот сукин сын знал все с самого начала, — сказал я Нортону.
— Да погоди ты. Давай по порядку. У меня тоже есть новости.
Мы
— Помнишь наш извечный спор о пользе бланков требований? — спросил я и выложил на стойку корешок бланка. — Вот взгляни-ка.
— «Часослов», — равнодушно бросил Нортон.
— Да, и бланк заполнен почерком Джессона. Похоже, это тебя ничуть не удивляет?
— Не удивляет. А где ты его раскопал?
— В пристройке, где хранятся архивы. Когда-нибудь был там? Знаешь, что напоминает? Эпизод из фильма «Чудо на Тридцать четвертой улице», где Крис Крингл таскает мешки с почтой, адресованные Санта-Клаусу. Мешок за мешком. Если б у Джессона не был столь характерный почерк, сроду бы не нашел.
Нортон отпил глоток пива.
— Теперь можно мне?
— Валяй, выкладывай.
Он полез в пластиковый пакет и извлек оттуда пачку распечаток.
— Думается, мы сильно недооценили этого твоего патрона. Я копнул поглубже, чем ты. До того момента, как мы вторглись в лабораторию. До того, как Джессон начал расспрашивать тебя о «Потайных отделениях».
— Но то было первое его обращение.
— А вот и нет. Первое обращение к тебе. — Нортон подтолкнул ко мне листок с распечаткой. — Вот… прочти и прослезись. Список всех книг, которые когда-либо заказывал Генри Джеймс Джессон-третий.
Я быстро просмотрел список.
— Бог ты мой! Выходит, он знал о «Бланках любви» еще до того, как мы с ним познакомились?
— Ты все понял? Эти ваши интеллектуально-любовные игры… Вы считали, что больше о них никто не знает? А на самом деле все шло под его оркестровку. Этот человек следил за тобой на протяжении многих месяцев.
Нортон был прав. Список затребованных им книг доказывал, что Джессон изучал меня, изучая книги, которые я читаю. С особой тщательностью проработал он «Бланки любви». Все, что меня интересовало — Сэмюэл Джонсон, рисунки на переднем обрезе книг, «Гулливер», — все было представлено в книгах, которые он заказывал.
— А я, дурак, еще восхищался его ученостью! «Это, наверное, своего рода Питман?» Так он спросил, когда я показал ему свою записную книжку. Вот мерзавец!
— Ясно одно. Он использовал все эти знания, чтобы соблазнить тебя.
— Но зачем? Я бы и без этого занялся разгадкой его шарад.
— Ты уверен? — Нортон допил пиво и попросил барменшу повторить. — Вернее, разве мог онбыть в этом уверен?
Барменша, женщина с волосами цвета воронова крыла, ободряюще подмигнула
— Ну а Ник? — спросил он. — Когда ты ей все расскажешь?
— Пока не буду ничего говорить. До тех пор, пока не разберусь с Джессоном. Хочу немного подготовиться, прежде чем услышу это ее знаменитое «Я же тебе говорила!».
Глава 39
Джессон сидел за шахматным столиком, переставляя фигуры.
— Еще раз прошу прощения за то, что вот так сорвался с места. Но, увы, с клубными правилами не поспоришь.
— Вы словно все знаете наперед.
— Простите, не понял?
— Расклад всей партии. Вы играете слишком совершенно.
Он нервно улыбнулся:
— Моя матушка наверняка оштрафовала бы вас на никель за преувеличение.
Я полез в карман, нашел монетку в десять центов и протянул Джессону.
— Вот возьмите.
Он кисло заметил:
— Я ведь уже извинился перед вами. Но я действительно не мог пропустить матч. — При этом он взмахнул рукой и сбил с доски пешку.
— О, меня совсем не это беспокоит, — сказал я и бросил на шахматный столик вырванный из журнала посетителей листок.
Джессон взял его, пробежал глазами. Сначала никакой реакции заметно не было, но вот он ссутулился и словно сполз в кресле, продолжая сжимать в руке клочок бумаги. Ну в точности Марат на знаменитом полотне. А потом, не глядя на меня, даже головы не поднимая, произнес:
— Чего-то в этом роде я и опасался. Когда вы это обнаружили?
— Я пришел сюда не на вопросы отвечать.
— Что ж, это честно. Не следовало мне расписываться в этом дурацком архивном журнале. И когда я осознал, какую ошибку совершил, всячески пытался отговорить вас от похода в архив. Не хотел, чтобы вы поняли, что я уже знал о часах.
— Вы мне лгали, мистер Джессон.
— Никогда не лгал, Александр. Просто умалчивал о некоторых своих промашках, которые совершил до нашего с вами знакомства.
— Что, конечно, делает мне честь. Но поход в архив был не единственной вашей промашкой. — Я положил на столик бланк требования с «Часословом». — Вы знали о более позднем издании «Хроник инженера» задолго до того, как об этом узнал я. И не было никакой причины подстрекать меня на кражу из лаборатории.
— А вот тут помолчите. Да, верно, о существовании книги я знал. Но ваше вторжение в лабораторию было вполне оправданным. Книга на руки не выдавалась. И мне пришлось бы прождать ее долгие месяцы, не подтолкни я вас на это вторжение.
— Так, значит, это называется — вы меня подтолкнули?
— Да, с помощью неуклюжего намека на первое издание. Вам следовало дать толчок, и я его дал. Давайте честно. Ведь вы ни за что не нашли бы эту книгу без меня.