Чай из белой розы. История моего выздоровления
Шрифт:
– Рак что ли, Ольга Валерьевна? – спросила я, пока не отдавая себе отчета в том, что это про меня.
Врач только сидела и кивала, не в силах вымолвить ни слова.
– Может, все-таки какое-то неспецифическое воспаление? Может, корону подцепила, да сама не заметила как? – в ответ я услышала одно мычание.
Доктор замотала головой. Тревога во мне дошла до пика.
– Пердых-поддых! – только и сказала я, припоминая выражение Панкратова-Чёрного из сериала про Пирогову.
– Так, ты не переживай. Иди домой. Сейчас еще другой доктор посмотрит. Я
Видно, она уже собралась с мыслями, все прокрутила в голове и вновь приобрела решительность:
– Кому звонить – тебе или маме? Нет, маме не буду, давай лучше твой номер. Иди!
И я пошла. Новость меня оглушила. Будто в окопе рядом со мной взорвали бомбу, и она вызвала контузию. Да еще вдобавок тяжелым мешком сверху прибили. А потом – достали из окопа, положили на землю и катком проехались по мне пару-тройку раз. Такая вот распластанная и контуженая я-размазня вышла из поликлиники, не понимая, куда рулить, на что давить и есть ли для меня тут новый поворот.
– Ничего себе, сходил за хлебушком… – опять пронеслось в голове, и эта фраза вызвала горькую усмешку.
Пешие прогулки меня всегда приводили в состояние умиротворения – мне нравилось находиться на своей волне и о чем-нибудь думать. Я строила планы, мечтала, искала ответы и обязательно их обретала. Получалась своего рода медитация, совершенный момент единения с самой собой. Очень рекомендую такие прогулки хотя бы раз в неделю. Но как прийти к умиротворению сейчас, когда я настолько ошеломлена и растеряна?
На бетонных ногах, покачиваясь и спотыкаясь, я побрела в сторону дома по своему некогда любимому пути. Он проходил через мост небольшой речушки Казохи, впадающей в Волгу.
Я шла и недоумевала – неужели это происходит со мной? В ушах качал насос, в затылке кипел котел, а где-то на макушке поселился дятел. В глазах нарастали слезы, которые в любой момент могли прорвать плотину. Сердце бешено колотилось, руки заледенели, кончики пальцев онемели. При жаре в плюс двадцать девять меня снова трясло. Будто я только что вышла из проруби в тридцатиградусный мороз.
Что я сделала не так? Где ошиблась? В каком моменте своей жизни я повернула не туда, раз такое случилось? Вопросы налетали, как коршуны. Они уносили в своих клювах частички моего мозга и не оставляли ответов.
Я шла по воображаемому тротуару вдоль дороги. Мимо проезжали машины, шум которых еле доносился до меня сквозь временную глухоту. Со стороны, наверное, я казалась пьяной и отрешенной – так сильно меня мотало из стороны в сторону, но мне было все равно. Хотелось поскорее дойти до одного местечка.
К нему вела скрытая тропинка, которая убегала от проезжей части под горку и выводила на живописный берег, густо населенный ивами и птицами.
Не помню, как я оказалась у нужной тропки и спустилась к реке, но когда очутилась там – плотину прорвало. Я дала волю горючим слезам, переходящим в рыдания с содроганием плеч и сбивчивым дыханием. И соплям, так настойчиво вытекающим чуть ли
Я медленно освобождалась от дикой раздирающей боли, вымывая из себя страхи и нехорошие мысли. Злилась и задавалась вопросом: «Где же я так напортачила, что ко мне подобрался рак?» Смеялась сквозь слезы, принимая происходящее за неудачную шутку. Писала что-то подруге. И бормотала:
– Господи, если я в чем-то согрешила, молю, прости. Прости меня за все дурное, что я когда-либо сделала с умыслом или без него. Прости, если вдруг ненароком кого обидела – словом ли, делом ли. Ты ведь знаешь, Господи, у меня нет обид. Я умею искренне любить, прощать и отпускать. Подскажи, для чего эти трудности? Как исправить ситуацию? Сотвори чудо, молю, исцели меня. Я пойму и усвою уроки, которые несет болезнь. Я прощаю всех и вся, если вдруг на кого обижалась, да забыла. Простите и вы меня, мои дорогие и любимые, знакомые и просто прохожие…
Я говорила и говорила, то успокаиваясь, то рыдая пуще прежнего. Начиная с того дня и добираясь до самого детства, вспомнила тех, кого смогла: кто ранил меня, кому принесла огорчения я. В памяти всплывали даже забытые моменты. Проживая их повторно, я заново отпускала то, что казалось тяжким. Поочередно представляла образы разных людей и просила у них прощения. Благодарила как за хорошее, так и за плохое. Боль потихоньку отступала, на смену ей приходили спокойствие и убежденность в том, что мне все под силу. Меня накрыло состояние эмоционального счастья и крепкой веры. Пускай я пока не понимала каким образом, но уже точно знала, что победа будет за мной. Я справлюсь с трудностями. Это моя жизнь! Я хочу ее прожить в полной мере, используя любые благие возможности!
Слезы перестали катиться по щекам, и нос прекратил течь. Я глубоко вдохнула и выдохнула. Снова сделала медленный глубокий вдох через нос и такой же выдох через рот. Жизнь приобретала совершенно иные краски. Невзирая на новости, в ней не было места раку. Я стояла на берегу и улыбалась. Дышала счастьем. В тот день оно имело речной аромат с нотками ивы и прогретой на солнце травы.
Это был единственный раз, когда я дала себе такую сильную слабину с водопадом слез, освобождающим и пробуждающим к настоящей жизни. Снимающим сомнения и тревоги. Потом, конечно, я провела еще обряд экзорцизма. Но об этом в другой главе.
Несмотря на то, что пока была сделана только флюорография и еще окончательно не подтвердили предположения, я чувствовала – рак есть. Выходит, мне предстоит основательно побороться за свою жизнь.
После рыданий появилась уверенность: какой бы диагноз ни поставили, мне хватит стойкости выслушать заключение и справиться с чем угодно. Сегодня День защиты детей, а все мы – дети этой прекрасной планеты Земля и находимся у нее под защитой.
В назначенное время я вернулась в кабинет Ольги Валерьевны за ответом. Спокойная, слегка отстраненная, я присела на предложенный стул и спросила, насколько все серьезно. Встретилась с полным сочувствия взглядом врача. Сопереживая, она смотрела на меня и говорила: