Чай из белой розы. История моего выздоровления
Шрифт:
– Одно из двух: либо где-то хватанула радиацию, либо перенесла сильный стресс. В таком возрасте, да еще и у женщины, этого просто не может быть! Не переживай, в наше время почти все лечится. Операцию тебе вряд ли будут делать. Скорее химия и лучевая. Сейчас пройдешь нужные обследования, а после – старайся попасть в Москву.
Я слушала и кивала.
– Бляха, это что ж получается, мне лысой скоро ходить? Платочки нужно пойти выбрать заблаговременно, – глядя в глаза Ольги Валерьевны, смеялась я. – Ладно, не переживайте. Я справлюсь. Верите? Мне еще нужно весь мир объехать, как минимум.
– Светочка,
– Поняла, Ольга Валерьевна. Буду! – ответила, как будто присягу принесла.
А потом крепко ее обняла:
– Я вам так благодарна за вашу доброту и искреннее участие. Я справлюсь, вот увидите!
Когда добралась до маминой работы, меня встретили две пары испуганных мокрых глаз: мамы и ее подруги Тани.
– Ну что, плачете вовсю? Знаете уже? – иронично спросила я, догадавшись о звонке Ольги Валерьевны. Она и в самом деле позвонила, пока я была в дороге.
– Да ну что ты, не плачем мы, – гнусавым промокшим голосом произнесла Таня. – Светулечка, ты только держись!
– Да ладно, Татьянка, не успокаивай. Не люблю я этих ваших «держись»… Все знаю и понимаю. Сама кого хочешь успокою, – ответила я и перевела взгляд на маму.
Та тихонько стояла, опустив глаза, и плакала.
– Мамочка, милая моя, пожалуйста, будь спокойна за меня. Сегодня разрешаю вам всем наплакаться вдоволь. Плачьте сколько хотите. Но только до полуночи! – сказала я, сама еле сдерживая слезы. – А потом запрещаю, особенно при мне. Можно петь, смеяться и веселиться. Ты же знаешь, как я люблю улыбки и смех. Мне крайне важна ваша улыбательная помощь, – мама только кивала, пока не находя в себе сил остановить слезы.
«Пусть поплачет, – думала я, – нам всем это необходимо».
Естественно, мама плакала и на следующий день, и на третий-пятый-десятый. Украдкой. Пряча воспаленные от горьких слез глаза, она каждый раз натянуто улыбалась при виде меня.
– Как можно превратиться из здоровой в смертельно больную? Правильно, сходить к окулисту, – шутила я и от души смеялась над собой.
Однако близким почему-то было не до веселья, хоть они и улыбались с натяжкой. Постойте, рак-то обнаружили у меня! К чему траур на ваших лицах? Ведь я жива!
Рассказывая об этом сейчас, я понимаю, что такая сильная встряска в самом начале человеку просто необходима. Когда вы остаетесь один на один с собой и болью. Когда даете ей возможность выйти тем способом, которым велит душа. В такой момент главное – отпустить мысли, выключить разум и позволить себе невообразимое, хоть материться в голос. Поверьте, все произойдет во благо, принесет облегчение, придаст сил и одухотворит.
Вполне нормально, что от шокирующей новости вы можете испытать смятение и чувствовать себя раздавленным. Проживите эти непростые ситуации, побудьте немного размазней. Но только пару часов! А потом уцепитесь за тонкую ниточку, ведущую к победе, и устремитесь к ней.
С того дня самым важным для меня стала я сама и мое будущее выздоровление, которое пока мелькало размытой точкой где-то за горизонтом. Я начала замечать вокруг себя только то, что меня наполняло,
Глава 3
Гуляй, каракатица Вася!
Ночь медленно тянулась, навевая тоску и неприятные мысли. Реальность была такова, что у меня рак. Это не просто слово, состоящее из трех букв, имеющее корень и несколько значений. Это слово, которое в одно мгновение может смыть с яркой действительности все сочные краски и оставить лишь мрачную серость. Наложить смертельный отпечаток. По большей части, видимо, так и происходит – жизнь становится блеклой и зависимой от болезни, если поддаться ей.
«Нет уж, дружочек, мы с тобой на разных воздушных шариках». Я не корила, не обвиняла, не кляла ни судьбу, ни кого бы то ни было в том, что у меня обнаружили рак. Я хотела найти причину и понять, для чего мне дана болезнь.
Как ни старалась заснуть, думая о хорошем, у меня не выходило. Казалось, темная и густая ночь никогда не закончится… Я провалилась в сон лишь один раз да и то на несколько минут. Мне даже кое-что привиделось, но об этом расскажу в следующей главе.
Утро приветствовало меня разноголосым пением птиц за окном. Я вышла из комнаты и механически улыбнулась родителям – они собирались на работу. Пожелала им хорошего дня. Сварила кофе. Выпила. Приготовила завтрак сыну. Собралась. Робот Света готов идти к онкологу.
На улице лето. «Лепота!» – как сказал бы мой папа. Он умел восхищаться красотой момента. Наверняка я бессознательно переняла у него способность замечать чудесное вокруг.
Обожаю тепло, насыщенные ароматы и звуки. Свежесть одуванчиков с легкой горчинкой вперемешку со сладковатым запахом клевера. Стрекот кузнечиков и жужжание шмелей, шум реки и плещущейся в ней рыбы. Воздух, пропитанный речным ароматом и прогретый солнцем. Я растворялась в них и потихоньку наполнялась умиротворением.
В поликлинику зашла в хорошем настроении и, минуя регистратуру, направилась прямиком к онкологу Альберту Григорьевичу. Конечно, внутреннее волнение присутствовало, но внешне я сохраняла спокойствие.
Вскоре после того, как я отдала медсестре снимок и заключение рентгенолога, меня пригласили в кабинет.
– Здравствуйте! – приветствуя доктора, я медленно продвигалась от двери к столу.
– Господи! – от глухого баритона Альберта Григорьевича мои плечи чуть дрогнули.
«Да нет, – думаю, – вроде не похожа, всего лишь я». Судя по всему, такую реакцию у онколога вызвал мой внешний вид: ростом невысока, в размерах невелика, выгляжу моложе своих лет.
Присела на стул. Тишина. Я размышляла, кто из нас должен заговорить первым: доктор, внимательно изучавший бумаги, или пациентка, которая чувствовала себя абсолютно здоровой. Наконец Альберт Григорьевич прервал молчание:
– Что-то беспокоит, девонька? Кашель, мокрота, одышка, частые бронхиты? – спросил он озабоченно.
– Ничего из того, что вы перечислили, – я помотала головой. – Бронхитов вообще никогда не было, даже в детстве.
– Милая, – онколог тяжело вздохнул, – как же тебя так угораздило? – он обратил ко мне полный сочувствия взгляд.