Чай со вкусом меланхолии

Гильмитдинова Татьяна

из хрупкости твёрдость,

Понавесила всюду замков,

не оставив к ним даже ключей,

Не давая возможности спрятаться,

чтоб не замёрзнуть.

Ветер северный в вены искрящийся иней надул.

Кровь густеет и вязнет, теряя тепло,

становясь нетекучей.

Я замёрзла, застыла, забыла, куда я иду.

Ветер северный…

северный…

северный…

Резкий и жгучий.

***

Я

придумаю новую жизнь.

Жизнь с нуля – фанфики не прокатят.

Упакую её в тиражи

Или фильм запущу в прокате.

В жизни будет присутствовать драма

(всё своё – строго эксклюзивно).

Героиня – с изюминкой дама,

И герой – не вполне позитивный.

Нить событий переплету,

И интриги добавить надо,

Чтоб не понял никто, где тут

Правда жизни, а где неправда.

Всё по-честному: жизнь – борьба

(никуда тут от штампов не деться).

Это срабатывает всегда:

Сносит мозг и сжимает сердце.

Заживет своей жизнью жизнь,

Автор станет ей больше не нужен.

И, держи её, не держи,

Она все равно рвется наружу.

В ней пульсирует сердце свое,

В ней азарт, задающий движенье,

То, что делает жизнью её:

Свои взлеты, удачи, крушенья.

Жизнь проходит все виражи,

Обретая твердость и силу.

Жизнь живет.

Жизнь бежит.

Жизнь кружит…

Я её уже отпустила.

***

На ломаных линиях улиц

Опять кто-то ходит отчаянно хмурясь

И ждёт что тот, кто остался,

Найдёт, позовёт, не даст потеряться.

Улиц углы становятся всё острее,

Задевают, ранят, отнимают время,

Замыкают дворы

И меняют правила игры.

Никто никого не зовёт, не ищет –

Тот, кто остался, сидит в жилище.

Он опытнее, он знает, что бывает

С теми, кто уходит –

Они не умеют пользоваться свободой;

Они всегда возвращаются сами,

Когда от самостоятельности своей устанут.

Они возвращаются уже другими,

Хотя откликаются на то же имя.

Они не стали теми, кем хотели стать.

Они всё помнят, но не хотят вспоминать.

***

Десять тысяч шагов – ежедневная норма.

Десять тысяч причин, чтобы их не пройти.

Мы без устали ищем лазейку упорно

Между тем, что нам надо и что мы хотим.

И живём по стандартным готовым шаблонам,

Убеждая

себя, что так лучше для всех.

Разделив мир на зоны, соблюдая законы,

Мы, как дети, наивнейше верим в успех.

А в итоге не там мы опять и не с теми,

И совсем разучились хоть что-то решать.

Возвращаемся к вечной волнующей теме:

Увильнуть?

Улизнуть?

Или всё ж сделать шаг?

Дура!

Не жалея.

Резко.

Оторвать. Отрезать.

Через страх. Через боль.

Всё равно ж – не любовь!

И уже не нужно…

Это лишь снаружи

Панцирь из гламура.

Потому что дура!

Надо – сердце в камень!

Надо – с матюками!

Не жалеть! Не ныть!

Плюнуть и забыть!

Глупая надежда

Рядится, как прежде,

В панцирь из гламура…

Вот ведь дура.

Дура!

***

Жизнь ёжиком свернулась, выставив колючки -

Не трогать! Не цеплять! Не кантовать!

На всякий случай.

Что ж, может быть, так лучше.

Подумаю над смыслом слова «дать»

Я на досуге.

Взгляд сосредоточив в круге

И нехотя следя за тишиной,

Я нахожу двойной… тройной

Виток.

И воздуха холодного глоток

Мне наполняет лёгкие простором,

А в голове неслышным разговором

Шуршат другие ёжики, умножив

Количество иголок.

Вечер колок.

По кругу медленно идёт, не отстаёт

И не даёт

Понять, принять, осмыслить -

Осмыслить чисто -

Путаюсь я в числах.

А жизнь, как ёжик – колет,

Но безвольно.

И с опасеньем всё чего-то ждет.

***

Растекается время в циферблате часов,

Окольцованы стрелки – деться им некуда.

На губах замок, на дверях – засов,

И спасать себя уже некогда.

Цифры падают, путаются, молчат.

И цепляют стрелки, что двигаются внутри.

Где закончить круг? Где его начать?

Не спеши. Повтори. Замри.

Час, день, вечность – каков итог?

Механизм отслужил, устарел, устал.

И не знает, кто и на что готов

Потратить свой временной интервал.

***

Закат, неспешно угасая,

Оставил блики на воде.

Деревьев ласково касаясь,

Свои владенья оглядел.

Подправил тени над домами,