Чайки садятся на воду
Шрифт:
«За мужество на море».
Через три дня, как и было назначено, моряки с «Кильдина» собрались в кабинете начальника пароходства. В парадной форме они сидели за длинным столом, уставленным бутылками с минеральной водой, бутербродами и фруктами. Стаканы с круто заваренным чаем медленно исходили паром.
Бурмистров пошутил:
— Товарищи, это не натюрморт, на который можно только смотреть. Пожалуйста, не стесняйтесь!
Все сразу задвигались, зазвенели ложечки, зазвякали тарелки.
Капитан Шулепов сидел рядом с начальником пароходства и ревниво оглядывал
Шулепов так погрузился в свои мысли, что не расслышал, о чем завязался разговор у Бурмистрова с моряками. А тот сообщил им о решении пароходства и стал расспрашивать каждого о планах и намерениях. Одни нуждались в отпуске — Бурмистров согласно кивал и делал пометку в списке экипажа. Другие не возражали перейти на новые пароходы — и Бурмистров обещал сделать это. А боцман, старый морской волк Горлов, неожиданно попросился в отставку.
— Я дважды уже тонул, Николай Иванович. Первый раз — когда немцы торпедировали «Стрелу» у Медвежки… Двое нас тогда только и осталось, я да буфетчица Полина… Второй раз…
— Знаю, Василий Серафимович, знаю про второй раз, — тихо перебил боцмана Бурмистров.
— Второй раз, — тем же ровным голосом продолжал боцман, — тонули вместе с вами и с капитаном Шулеповым, когда на мину напоролись у Святого носа… Тоже спаслось немного, двенадцать из сорока восьми… Третий раз не хочу судьбу испытывать, да и стар уже, тяжело такие катавасии, как эта последняя, переносить стал. Сердце сдает, — виновато закончил он.
Бурмистров тронул боцмана за плечо и проговорил:
— Я понимаю вас, Василий Серафимович. Вы послужили флоту честно и так, как дай бог каждому из нас служить. Только зачем увольняться из флота? Пойдете в мореходку учить молодежь? Очень ваш опыт пригодится там. И просят они вас, именно вас.
— Ну какой я учитель? — смущенно проговорил боцман.
— Не учителем, а руководителем морской практики курсантов. Зимой будете учить матросскому делу, а летом либо в отпуск, либо с курсантами на практику: на учебном корабле плавать.
— Подумаю, — серьезно ответил боцман.
— А вы, Тимофей Андреевич? — повернулся к Таволжанову Бурмистров. — Вы бы куда хотели?
— Я хочу продолжать службу на судне.
— «Кильдин», как вы знаете, становится на капитальный ремонт. Надолго. На пару лет. Чего вам, молодому, торчать на ремонте? — грубовато сказал Бурмистров, сосредоточенно разминая папиросу.
Тимофей растерянно посмотрел на него.
— Понимаю. Тогда, конечно, можно на какой-нибудь другой пароход направить… — неуверенно начал он.
— Почему на какой-нибудь? — весело сказал Бурмистров. — Нам такие люди нужны не на какие-нибудь пароходы, а на самые лучшие, на самые большие.
Тимофей выжидательно смотрел на начальника. Шулепов покосился на Бурмистрова и вдруг озорно подмигнул Тимофею и улыбнулся.
— Вот передо мной лежит заготовленный текст приказа о вашем назначении, штурман Таволжанов, — продолжал Бурмистров. — Я так и ожидал, что вы попроситесь направить вас на пароход. Так вот, я беру ручку, —
У Тимофея захватило дух. Это же самое новейшее судно, построенное по нашему заказу в Англии! Оно еще и сейчас стоит на заводе…
— Пойдете принимать «Россию» на «Ельце». Он через пару дней отходит. Так что будьте готовы, товарищ старпом. Будем встречать вас в Мурманске после первого рейса «России» из Ливерпуля во Францию и Голландию. Надеюсь, вы и впредь будете нести службу столь же безупречно, как и на «Кильдине».
— Буду стараться, — проговорил Тимофей и спросил: — А кто капитаном на «России» будет?
Бурмистров достал из папки документы и показал:
— Вчера министерство утвердило капитаном «России» товарища Шулепова.
Лицо Тимофея расплылось в улыбке.
Вместе с ним получили назначение на «Россию» еще двенадцать моряков из экипажа «Кильдина». Тимофей смотрел на них и радовался тому, что на новом дизель-электроходе вокруг него будут эти ребята, вместе с ним побывавшие в соленой купели. Такие не подведут.
Тимофей стоял на мостике «Ельца» и, пока пароход убирал швартовые и медленно выходил из ковша, все смотрел на причал, на раскинувшийся по склонам сопок город, вспоминал, как два года назад приехал сюда и начал плавать матросом на стареньком пароходе. Вспоминал короткие рейсы на регулярной, трудной линии малого каботажа… И вот новый пароход, новые плавания…
«Елец» вышел на фарватер и лег курсом на выходные створы. Прозвенел машинный телеграф, громче забурлила вода по бортам, и пароход, чуть вибрируя, начал набирать скорость.
На ровной, словно облитой маслом поверхности залива неподвижно сидели чайки.
Спасибо вам, белые птицы, за доброе предзнаменование!
ВЫШЕ НАС — ОДНО МОРЕ
На старых морских картах поморское становище называлось Семь Двориков. Несколько лет назад Семь Двориков влились в большой рыболовецкий колхоз, и с тех пор на новых картах упорно пишут длинное и нудное название: «Третье отделение рыболовецкого колхоза «Северное сияние». Но все жители становища, да и рыбаки Мурмана по-прежнему так и зовут это селение — Семь Двориков.
Сейчас уже никто не помнит имени того отчаянного рыбака, который решился поставить первую избу здесь, у самого берега моря, в распадке двух гололобых темно-коричневых сопок; на побережье есть места и получше. Сопки защищают селение лишь с юга. Отмель не позволяет подходить близко к берегу даже небольшим судам, и потому рейсовый каботажный пароходик «Харловка», появляющийся здесь два раза в месяц, становится на якорь и переправляет почту и груз на рыбачьих лодках. Пассажиров, как правило, сюда не бывает. При северных ветрах, даже и небольших (с точки зрения жителей поселка), «Харловка» проходит мимо, не задерживаясь. И тогда надо ждать еще две недели до очередного рейса.