Чайковский в Петербурге
Шрифт:
Впоследствии Петр Ильич сблизился с композиторами молодой русской школы, которую В. В. Стасов назвал «Могучей кучкой», причем все же со свойственным ему большим тактом поставил себя в отношения, совершенно независимые от них. Ни могучий темперамент Владимира Васильевича Стасова, который любил диктовать своим друзьям программу их действий, ни сильная воля Балакирева (о котором Петр Ильич писал как-то Юргенсону: «Балакирева я боюсь едва ли не более всех людей на свете»)— ничто не заставляло его отказаться от своих планов и убеждений, свернуть
Интерес Чайковского к композиторам «Могучей кучки» со временем не охладевал, а, пожалуй, увеличивался.
Что же касается композиторов балакиревского кружка, то из них больше всех увлекся Чайковским сам Балакирев.
Ярко и сочно, как всегда, об этом писал 19 мая 1870 года Стасов. Это было письмо к сестрам Пургольд, талантливым музыкантшам — певице и пианистке, дружившим с композиторами «Могучей кучки». Он писал о том, как был один раз расстроен Балакирев, узнав об отмене в Москве своего концерта, так, что «он просто чуть не болен», и продолжал:
«По счастью, подвернулся тут как раз Чайковский, который только что утром приехал из Москвы…
Балакирев притащил вчера Чайковского с собой к Людмиле Ивановне (Шестаковой — сестре Глинки. — Л. К.), весь вечер шла музыка, и Милий (Балакирев. — Л. К.) был блестящее, чем когда-нибудь.
Вообще вечер вчерашний был просто чудесный… мы сегодня вечер проводим все у Милия. Надо же ведь Чайковскому узнать все новое, а надо также и нам слышать, что у него есть хорошего за последнее время.
Братья П. И. Чайковского — Ипполит, Анатолий и Модест. (Публикуется впервые.)
Но вы не можете себе вообразить, что за странность: вы, кажется, уже знаете, какая прелесть его увертюра к «Ромео и Джульетте», — Милий всю зиму играет нам ее наизусть, и не проходит ни одного нашего собрания, чтоб мы ее не потребовали —представьте же себе, что эту страстную, бесконечно тонкую и элегантную вещь сам автор играет какими-то жестокими, деревянными пальцами, так что почти узнать нельзя. Мы хохотали над ним, а он уверяет, что был беспокоен и трусил (!) компании, перед которою находился. Разумеется, хохот и насмешки удвоились».
Скованность и сухость в исполнении Чайковским своих произведений отмечали многие его друзья–музыканты. Больше всего боялся Петр Ильич сентиментальности в исполнении, и поэтому невольно «засушивал» свои вещи, исполняя их при посторонних.
Пишет сестрам Пургольд и Балакирев. Он так же, как Стасов, просит их: «Нельзя ли собраться всей нашей музыкальной компанией… в среду», для П. И. Чайковского, находящегося в Петербурге проездом за границу и специально задержавшегося до четверга «только для того, чтобы познакомиться с Вами и послушать Вас…»
Этот приезд, о котором пишут Стасов и Балакирев, длился очень недолго.
В этот раз Петр Ильич узнал,
Впоследствии Петр Ильич сжег ее партитуру, так же как партитуру другой своей, написанной тоже в Москве, в 1868 году, оперы «Воевода», которую считал неудачной.
Надо, однако, сказать, что кроме «Танцев сенных девушек», которые были изданы в 1873 году Юргенсоном и уже жили своей жизнью, избежали гибели и живут до наших дней еще два номера из «Воеводы»: это вступление к третьему акту оперы—оно вошло без изменения в «Лебединое озеро» как антракт к четвертому действию балета; кроме того, для появления принца в финальной сцене четвертого действия балета музыка тоже взята из третьего действия оперы «Воевода».
Визиты Чайковского в Петербург бывали в эти годы очень короткими. Поэтому иногда трудно проследить, где он останавливался, где бывал.
В 1867 году Чайковский был в Петербурге пять дней проездом в Гапсаль (Хаапсалу). Конец марта и начало апреля 1868 года он снова прожил в Петербурге, и мы знаем только, что «время провел очень приятно».
А в 1869 году он приехал в Петербург всего на два дня. Это мы видим из его записки к брату Модесту, написанной в начале сентября:
«Модест! Я приехал сюда на два дня с Володей (Шиловским. — Л. К.). Приходи в 5 часов к нам, пойдем обедать вместе.
Приходи к Володе: близ Аничкина моста в доме М. В. Бегичевой около Английского клуба в квартиру управляющего».
Только два дня гостил Чайковский в доме Бегичевой на Фонтанке, 25. Интересна история этого дома, построенного в конце XVIII века. Он сохранился (надстроенный) до наших дней и носит тот же номер.
Перелистаем некоторые страницы истории старого петербургского дома, каких еще немало сохранилось в нашем городе.
В 1841 году его приобрела мать декабриста Никиты Муравьева — Екатерина Федоровна Муравьева. С тех пор в этом доме бывали многие люди, навсегда вошедшие в историю русской культуры.
Тут жили писатель и историк Карамзин, художник Кипренский, поэт Батюшков. Последний упомянул этот дом в стихах, говоря о своем волнении, когда он
…Увидел, наконец, Адмиралтейства шпиц, Фонтанку, этот дом и столько милых лиц…Здесь, в этом доме, собирались друзья декабриста Никиты Муравьева.
От сожженной Пушкиным десятой главы «Евгения Онегина» сохранились строки, говорящие об этих людях, об этом доме:
Витийством резким знамениты Сбирались члены сей семьи У беспокойного Никиты…