Чайная роза
Шрифт:
— Потому что не могу.
— Как так? Разве оно не твое? — удивился Майкл.
— Нет. Во всяком случае, пока. Я… я не сказала «да».
Дядя посмотрел на нее с ужасом.
— Ты отказала ему?
— Нет…
— А что же тогда ты сделала?
— Сказала, что мне нужно подумать.
— О чем?
— О том, хочу ли я пробыть до конца жизни миссис Уильям Макклейн, — с досадой ответила Фиона. — Я выбираю мужа, а не новое пальто. Это все-таки брак. Клятвы, обеты… Я хочу быть уверена. Хочу убедиться, что он — именно тот, кто мне по душе.
— Если не он, то кто? Король Сиама? Ну, раз ты не хочешь
— Майкл, что за выражения? — отчитала его Мэри. — Тут дело серьезное. Фиона имеет право подумать. Это самое важное решение в ее жизни.
— Но он хороший человек и без ума от нее! Какого еще рожна ей надо?
Фиона вздохнула. Почему они не могли лечь спать? Она думала, что к ее приходу весь дом будет в постели, но Майкл и Мэри сидели в гостиной и пили херес. Позднее возвращение и пылающее лицо Фионы внушили им подозрения. Девушка хотела промолчать о предложении Уилла и обдумать его на досуге, но они не отставали. Пришлось сказать им правду… Майкл положил кольцо в футляр и отдал ей.
— Послушайся моего совета. Надень кольцо на палец и скажи человеку «да», пока он не передумал. Когда он поймет, какая ты упрямая и норовистая, будет поздно.
— Большое спасибо.
— Я забочусь о твоем благе. Что я скажу брату, когда попаду на небо?
— С чего ты взял, что тебя туда пустят?
Майкл пропустил шпильку мимо ушей.
— Да он мне голову проломит! «Майкл, — скажет он мне, — почему ты не позаботился о ней? Почему позволил потратить свою жизнь на какие-то дурацкие чайные?»
— Я не трачу свою жизнь! Я люблю «Чайную розу»! Так же, как «ТейсТи» и бакалею!
— Ах, детка, не женское это дело. Женское дело — рожать детей и следить за домом. Именно это делает девушек счастливыми и довольными. А ты злая и строптивая. Что лишний раз подтвердила сегодня. Если ты потеряешь Макклейна, то второго такого не найдешь никогда в жизни.
— Я хочу спать, — заявила расстроенная Фиона.
Мэри вышла с ней в коридор.
— Не обращай на него внимания, — мягко сказала она. — Он просто хочет устроить твою жизнь, вот и все. Делай то, что тебе подсказывает сердце. Это самое главное. — Потом Мэри по-матерински поцеловала ее в лоб и посоветовала как следует выспаться. Мол, утро вечера мудренее… Внезапно Фиона затосковала по покойной матери. Ма успокоила бы ее и сказала бы все, что нужно. Как ей это удавалось? Откуда она знала, что правильно, а что нет?
Мэри успела спуститься до половины лестницы, когда Фиона окликнула ее.
— Что, милая?
— А что сердце подсказывало тебе? Когда твой муж делал тебе предложение?
Мэри улыбнулась:
— Что солнце встает и садится из-за него. Что птицы поют только для него одного. И что я не могу прожить без него ни дня. Тебе знакомо такое чувство?
— Да, — ответила Фиона. — Знакомо.
Придя в спальню, девушка положила футляр на комод, зажгла лампу и слегка прикрутила фитиль. Она устала и хотела спать. Фиона расстегнула блузку, сняла юбку и повесила их на спинку стула. Закончив раздеваться, снова посмотрела на коробочку, нажала на защелку и надела кольцо на палец. Бриллиант
Оставшись в одном лифчике и нижней юбке, Фиона пошла за ночной рубашкой, увидела в зеркале свое отражение, вынула шпильки и распустила длинные черные волосы. «Уилл говорил, что я красивая. Неужели это правда? — подумала она. — Что он во мне нашел? Почему ему хочется целовать меня и заниматься со мной любовью?»
Она обхватила ладонями сначала свою талию, потом груди, приподняла и свела их вместе. Сняла трусики и лифчик и застенчиво посмотрела на свое обнаженное тело. Кожа была юной, упругой и гладкой, ноги — стройными и сильными. Фиона провела ладонью по плоскому животу и попыталась представить его полным и круглым. Уилл сказал, что хочет от нее детей. Причем сразу. Весной ей исполнится девятнадцать. Многие девушки ее возраста уже давно замужем, а некоторые успели стать матерями. Если она выйдет за Уилла, то и сама скоро станет ею. Наверное, приятно иметь мужа. И держать на руках младенца.
Она закрыла глаза и попыталась представить себя в постели с Уиллом, представить его лицо, почувствовать прикосновение его губ и рук, ласкающих ее тело. Но чудившиеся ей глаза были не карими, а небесно-голубыми, а взлохмаченные, слишком длинные волосы — светлыми. Губы, которые шептали ее имя, принадлежали не Уиллу. «Я люблю тебя, Фиона, — говорили они. — И всегда буду любить». Он был тем самым, для кого встает и садится солнце и поют птицы. Тем, без кого она не могла жить.
— Нет, — с отчаянием прошептала она. — Уйди. Уйди, пожалуйста…
Фиона уже несколько недель не думала о нем, не позволяла себе вспоминать его лицо и голос. Сейчас девушка пыталась прогнать эти ненужные и нежеланные образы, но они уже прорвали плотину и затопили ее. Воспоминаний о Джо были миллионы: то, как он смотрел на реку, щурясь от солнца; звук его смеха; запах его тела, потного после работы на рынке или чистого после воскресной бани; стук его сердца под ее ладонью. Сила и четкость этих образов изумила Фиону. Казалось, он был с ней здесь, в этой комнате; она могла бы протянуть руку и прикоснуться к нему. Но Фиона знала, что стоит открыть глаза, как ничего этого не будет. Она останется одна. На ее темных ресницах повисли слезы. Девушка негромко плакала от тоски и боли.
Она заставляла себя думать о Уилле, о его чудесных качествах, пыталась убедить себя, что любит его, а не Джо. Но сердце закрылось, словно отгородилось стеной и не слушало ее. Оно сделало выбор много лет назад и отказывалось менять его. Сейчас оно ныло, болело и было пустым и холодным как камень.
Фиона открыла глаза и снова посмотрела на свое отражение. Она видела залитое слезами лицо, на котором были написаны печаль и гнев. Видела тело, сейчас тугое и упругое, но знала, что однажды оно сморщится и увянет. Видела молодую женщину, которая когда-то станет старой, злой, ожесточившейся и одинокой. И понимала, что если не выкинет из сердца Джо и не примет любовь, которую ей предложил Уилл, то кончит как мисс Николсон, прожившая жизнь напрасно и тосковавшая по тому, чего никогда не было.