Чайные сказки
Шрифт:
Повернув налево, кот толкнул мордой дверь и вошел в комнату Никиты. Здесь у него всегда тихо, спокойно и приглушенный свет. Сейчас света не было совсем. Кроме того, что пробивался в приоткрытую дверь. Да еще луна решила заглянуть в окно. Сегодня она была какая-то особенно яркая.
Сам хозяин в одних джинсах, без майки с ногами забрался на кровать и тихонько тренькал на гитаре. Перед ним, тут же, на кровати, мерцал экран ноутбука. Все понятно, отметил сам себе кот, хозяин опять работает. Он думает. У него работа такая – думать. И, кажется, у него это неплохо получается. Во всяком случае,
Запрыгнув на подоконник, Джек-Пот уставился на луну. Да, определенно она сегодня какая-то совсем не такая. Хозяин отложил гитару в сторону и тоже поднял взгляд к луне. Комната словно разделилась на два разных мира, две противоположные атмосферы. С одной стороны, теплый уютный свет квартиры из приоткрытой двери и шум домочадцев, с другой мистический свет луны, загадочный кот, задумчивый молодой писатель и странное ощущение тревоги, нависшее над городом.
Кот тоже почувствовал легкие нотки чего-то тревожного, которые словно по стрункам легкой, едва заметной паутины протянулись откуда-то из недр огромного мегаполиса. Или это гитара хозяина навеяла такие ощущения…
Если б Никита курил, то ему бы сейчас очень сильно захотелось потянуться за сигаретой.
Прервала их странные посиделки Зинка, зашедшая в комнату к брату.
– Ты зачем мужика своего обижаешь? – первым заговорил Никита. – Кто ж, кроме него тебя терпеть будет?
– Он зараза! – с порога заявила сестра, забыв зачем, собственно зашла в келью брата.
– Почему? – Никита снова взял в руки инструмент и легонько коснулся струн.
– Мы пельмени лепили.
– И? – струна дернулась, словно подпевая вопросу хозяина.
– У него лучше, чем у меня получились, – Зина села на край кровати и нахохлилась, как белка под дождем.
– А ведь ты его и в самом деле очень любишь, – Никита усмехнулся, продолжая между делом перебирать струны.
– Откуда такие выводы? – сестра прищурилась, стараясь вычислить подвох в словах брата.
– А ты попробовала кофе, вкусное или нет, перед тем как отнести ему, – никакого подвоха не было.
– Все-то ты заметишь. Как его не любить, эту милую моську, – Зина протянула руку и потрепала брата за штанину.
– Это только первый год, а потом наглая хитрая рожа. Как мужик тебе говорю.
Сестра ничего не ответила, она тоже увлеклась видом удивительной луны, решившей побаловать сегодня всех своим особенным сиянием. Кот отодвинулся чуть в сторону, чтобы не загораживать обзор.
– Кстати, он тоже тебя любит.
– Ну, а это из каких наблюдений ты выявил?
– Он безропотно есть все, что ты готовишь.
Обычно, после таких смелых слов следовали безжалостные избиения всем, что только под руку попадалось, но сегодня был особенный вечер. Сегодня была особенная луна.
– Кто взял мой!.. – послышался голос отца. – А, вот он…
* * *
Полночь. Скайлик прищурился на луну, которая сегодня явно сошла с ума и решила поспорить по яркости с самим солнцем. Траблы не любят, когда ярко, особенно по ночам. При свете неудобно шнырять по углам и подворотням. Сразу видят, кто и какую пакость задумал.
Стараясь держаться в тени, Скайлик выбрался в
Проказники торопились. Им нужно было не в канализацию, а еще ниже. Ниже даже чем самая глубокая подземка в этом городе. Туда, куда никогда не проникал свет луны и звезд или неон ночного города. Сюда даже крысы не решаются заползать. Здесь абсолютная вотчина Бабая. Главного среди траблов.
В полночь он всегда собирал весь свой мелкотравчатый народ и любил послушать кто, что натворил за день. Самых проказистых, или просто самых брехлиых, ждали подарки.
Скайлик и его приятели опоздали. Все уже собрались, расселись вокруг старого продавленного кресла, которое заменяло Бабаю трон, и галдели словно чайки, рассказывая каждый о своих подвигах. Врали все и помногу. Больше половины проделок пресекали хранители, но никто и никогда не хвастался тем, как получил очередной раз лапой хорошую оплеуху. Зато все рассказывали, как ловко обдурили какого-нибудь кота или собаку. Мымрик хвастался который год, как обдурил игуану. Такие хранители редко, но все же попадаются.
Бабай как всегда басовито хохотал над враками своего мелкого народца, колыхая круглым пузом и тряся тремя подбородками. Иногда, в запале, колотил по подлокотнику клюшкой для гольфа, которая была у него вместо скипетра. Корона на башке главного трабла тоже имелась. Старое, жестяное ведро без дна. Иногда Бабай в запале колотил клюшкой и себя по короне.
У кого как, а сегодня у Скайлика успехов почти не было. Хвастаться было не чем, а врать, как остальные, не то настроение. Поэтому он просто уселся в задних рядах и молча слушал и смотрел, как бахвалятся остальные.
Когда Бабай захохотал над очередной байкой своего подданного, его подобострастно поддержала вся стая, и хохот слился в один нестройный гул.
– Браво-браво, – вдруг послышалось откуда-то со стороны, и траблы даже не сразу поняли, что эта похвала не из уст их любимого Бабаюшки.
Из тени вышел высокий не молодой человек в дорогом костюме и с тростью под мышкой. Свободными руками он медленно, нарочито медленно хлопал в ладоши. Скайлик всей своей шкурой почувствовал, что никакой это не человек и ему сделалось страшно.
– У вас здесь так весело, – Мазон вышел на свет и, покручивая трость в пальцах, оглядел притихших траблов. Бабай даже клюшку из лапы выронил, от всей этой гнетущей тишины.
– Вы здесь по какому поводу? – наконец-то смог вымолвить брюхан, на ощупь нашаривая свой скипетр.
– Я здесь по делу. По очень важному делу.
Мазон продолжал оценивающе осматривать скопившийся электорат.
Вообще-то траблы народ вольный и никогда не выполнял ни чьих поручений и вообще никогда ни на кого не работал. Но из вежливости перед богом Бабай все же поинтересовался: