Че Гевара. Важна только революция
Шрифт:
Глава 7
«Не зная, в каком направлении север»
Эрнесто Гевара, новоиспеченный врач и опытный автостопщик, опять был в пути. «На этот раз, — писал он в своем новом путевом журнале, озаглавленном "Otra Vez" ("Снова"), [7] — моего товарища по дороге зовут иначе — не Альберто, а Калика; но характер путешествия ничуть не поменялся: две воли, устремленные неизвестно к чему, возносятся над Америкой, не зная точно, чего они ищут и в каком направлении север».
7
Этот дневник, охватывающий события следующих трех лет жизни Гевары, был найден и переписан его вдовой Алейдой Марч после смерти мужа. За исключением нескольких кратких фрагментов, он
Друзья прибыли в Ла-Пас. Эрнесто был очарован столицей Боливии. «Ла-Пас — это настоящий американский Шанхай, — восторженно писал он в своем путевом журнале. — В этом многоцветном, населенном метисами городе богатой палитрой представлены искатели приключений всех национальностей и мастей».
Едва разместившись в плохоньком отеле под названием «Сити», друзья тут же отправились бродить по крутым, выложенным булыжником улицам. Повсюду им встречались индейцы в цветастых одеждах и группы вооруженных дружинников. Да, они оказались в революционной Боливии, стране с наибольшим во всей Латинской Америке процентом индейского населения и одним из самых низких уровней жизни. Подавляющая масса аборигенов в течение нескольких веков пребывала в унизительном, полукрепостном состоянии, в то время как немногочисленная правящая элита скапливала баснословные богатства, так как в ее руках были и шахты по добыче олова (главного источника прибыли в Боливии), и все сельскохозяйственные угодья.
Но теперь, казалось, положение полностью изменилось. После того как в результате народного восстания, вспыхнувшего за год до того, власть перешла к Националистическому революционному движению (НРД), армия была расформирована, а шахты национализированы. Но положение в Боливии оставалось неопределенным: политические силы были расколоты, и это угрожало стабильности нового режима.
Бродя по городу, друзья наткнулись на молодого аргентинца, который ехал с ними в одном поезде. Он здесь навещал отца — Исаиаса Ногеса, известного политика и владельца сахарного завода в аргентинской провинции Тукуман, ныне вынужденного жить в эмиграции из-за разногласий с Пероном. Когда ему представили молодых людей, выяснилось, что их семьи ему хорошо знакомы, и он не замедлил пригласить Калику и Эрнесто к себе на обед.
В доме Ногеса они отведали изысканного асадо [8] и встретились с другими членами ла-пасской общины аргентинских эмигрантов. Они познакомились с братом Ногеса по прозвищу Гобо — прожигателем жизни, только что вернувшимся из Европы. Гобо с симпатией отнесся к молодым путешественникам и стал водить их по городским барам и ресторанам. Благодаря ему гости побывали в «Гальо де оро» («Золотом петушке») — аргентинском кабаре, где кутили политики, политические эмигранты и искатели приключений. Вскоре Эрнесто и Калика стали его завсегдатаями. Другим излюбленным их местом была терраса отеля «Ла-Пас», где аргентинские эмигранты собирались за кофе или чем-нибудь покрепче и обсуждали политические дела своей родины и боливийскую революцию.
8
Асадо — национальное аргентинское блюдо, жаренное на углях мясо. (Примеч. пер.)
Для Эрнесто и Калики это место оказалось полезным и по другой причине. Однажды, глядя на собравшиеся на улице толпы, Калика заприметил пару симпатичных девушек и отправился к ним в надежде познакомиться. Девушек сопровождал пожилой человек, оказавшийся венесуэльским генералом по фамилии Рамирес. Генерал проявил любезность и пригласил Калику в бар, где тот очень скоро выудил у Рамиреса обещание сделать ему и Эрнесто венесуэльскую визу, в которой им ранее было отказано.
«Недельная остановка» в Ла-Пасе незаметно растягивалась. «Я вижу, что ошибался, думая, что не смогу здесь задержаться, — писал Эрнесто отцу 22 июля. — Это очень интересная страна, которая переживает сейчас неспокойный период. 2 августа будет проведена аграрная реформа, и уже сейчас ожидаются конфликты и столкновения по всей стране. <…> Здесь каждый день слышны выстрелы, и есть раненые и погибшие в результате этой стрельбы».
Эрнесто планировал дождаться 2 августа. Он хотел быть свидетелем грядущих событий. А пока они с Каликой пользовались каждым приглашением Ногеса на обед, чтобы как следует набить
В один из вечеров у Ногеса они познакомились с аргентинским адвокатом Рикардо Рохо. Высокий и тучный, с лысеющей макушкой и красивыми усами, Рохо в свои двадцать девять лет был уже закаленным ветераном политических баталий. Член антиперонистской оппозиционной партии «Радикальный гражданский союз», Рохо недавно бежал из-под ареста: в Буэнос-Айресе его задержала полиция по подозрению в терроризме.
Получив прибежище в гватемальском посольстве, он был переправлен в Чили по дорожным документам, выданным ему гватемальским правительством президента Хакобо Арбенса. Затем он прибыл в Ла-Пас и, как и другие заезжие аргентинцы, проторил путь к дому Исаиаса Ногеса. Гордый своим геройством, Рохо носил с собой вырезку из журнала «Лайф», где повествовалось о его побеге на волю. Из Боливии он планировал уехать в Перу, затем в Гватемалу и в конце концов — в США.
Бывая у Ногеса, Рохо тоже обратил внимание на «необузданный» аппетит Гевары. Он был удивлен, узнав, что Эрнесто врач, — судя по разговорам, тот больше интересовался археологией. «Сначала, когда я его только увидел, Гевара не произвел на меня особого впечатления. Он мало говорил, предпочитая слушать рассуждения других. Но иногда он внезапно обрывал чужую речь острым, как бритва, замечанием, произнесенным с обезоруживающей улыбкой».
Это была их общая черта. Рохо также обладал язвительным остроумием и обожал спорить ничуть не менее Гевары. Рохо так вспоминает о том времени: «Мы подружились, хотя единственное, что нас тогда объединяло, — это то, что мы оба были выпускниками университета, не имеющими достатка. Я не интересовался археологией, а Эрнесто — политикой, по крайней мере в том смысле, в каком она имела значение для меня и какой приобрела впоследствии для него».
Прощаясь, они договорились о новой встрече; с этого момента Рохо стал постоянно появляться в жизни Гевары. [9]
Эрнесто не мог удержаться от соблазна посмотреть собственными глазами на условия работы в знаменитых боливийских шахтах, поэтому они с Каликой отправились на вольфрамовую шахту в Больса-Негра, что неподалеку от Ла-Паса. Над шахтой, расположенной на высоте семнадцать тысяч футов над землей, возвышались каменные стены и ледники Иллимани. Инженеры шахты показали посетителям место, где во время предреволюционной забастовки стоял пулемет, из которого охрана обстреляла шахтеров и их семьи; теперь шахтеры праздновали победу, а шахта принадлежала государству. Здесь, как и перед этим в Чикикамате, Эрнесто был глубоко взволнован увиденным: «Тишина шахты берет за живое даже таких, как мы, кому неведом ее язык».
9
В 1968 г. Рохо выпустил книгу «Мой друг Че», в которой дал собственное описание жизни Гевары и своей дружбы с ним. Возможно, по той причине, что книга была написана в спешке, сразу после смерти Гевары, она пестрит фактическими неточностями.
Рохо, по-видимому, попытался представить их дружбу более крепкой, чем она была на самом деле (впрочем, он был отнюдь не единственным среди множества друзей и знакомых Че, которые хотели погреться в лучах чужой славы). Но они, разумеется, знали друг друга, были приятелями, и поэтому книга Рохо содержит ряд ценных для историков сведений.
В своих воспоминаниях Рохо заявляет, что начиная с Ла-Паса он сопровождал Калику и Эрнесто на протяжении большей части их путешествия на север. Однако на самом деле это не так. Они встречались в Лиме, Гуаякиле, Коста-Рике, Гватемале и Мексике, но всякий раз путешествовали порознь. Позже Рохо пару раз навещал Че на Кубе.
Для Эрнесто поездка на шахту не прошла даром. Он получил новые яркие свидетельства зависимости Латинской Америки от Соединенных Штатов. Вот что он говорит о сырье, добываемом в Больса-Негра: «На сегодняшний день это единственное, что держит Боливию на плаву; его покупают американцы, вот почему правительство приказало увеличить его добычу». Таким образом, Гевара нашел здесь подтверждение своим выводам, сделанным в Чили, где также стоял вопрос о национализации шахт. До тех пор пока американцы контролируют экспортный рынок минералов, подлинная независимость невозможна.