Че Гевара

Кормье Жан

8 августа Че закрывает первый конгресс латиноамериканской молодежи в театре Бланкита де ла Гавана, заявляя:

— Если вы меня спрашиваете, является ли наша Революция коммунистической, то я ее определяю как марксистскую, наша Революция своими собственными методами открыла тропы, которые наметил Маркс. Со всей твердостью я говорю здесь теперь, что СССР, Китай, социалистические страны, все колониальные и полуколониальные народы, добившиеся свободы, наши друзья. Хотя есть в Латинской Америке правительства, советующие нам лизать руку, ударившую нас. Мы не можем объединиться в континентальном союзе с нашим великим рабовладельцем.

Отсюда вышел лозунг, который обойдет все университеты Латинской Америки: «Куба — да, янки — нет!». Что стоило Че оказаться с

ярлыком «кубинского марксистского идеолога», приклеенного к нему международной прессой. Заголовки газет Севера пестрят: «Че — царь кубинской экономики». Таймприсуждает ему свою первую премию, его видят в черном берете со звездой под заголовком «Мозг Кастро». А в репортаже следующий анализ: «В то время как Ф-47 с североамериканскими пилотами на борту летали над Гватемалой, Гевара беспорядочно носился по городу, стремясь организовать сопротивление. Когда Арбенс, не сопротивляясь, сдался, оскорбленный идеализм Гевары и его страстное стремление к сражению, смешанное с ненавистью к Соединенным Штатам, трансформировались в смертельную ненависть…»

Когда Че взял на себя заботу о банке, он обнаружил, что золотой и долларовый запас страны перемещен в Соединенные Штаты, и он их перевел в Швейцарию. С того момента, как Кастро дал ему власть, Че принял три кардинальных решения: он порвал все экономические связи с Западом и связал их с коммунистическим миром; он начал готовиться к войне, которую ждет со стороны Соединенных Штатов; он также дерзко начал распространять свое влияние на Латинскую Америку. При посредстве переговоров через «железный занавес» Че удалось заручиться обещанием более чем на сто миллионов долларов помощи, в основном в виде заводов, позволяющих производить то, что до сих пор импортировалось из Северной Америки (радио, фотоаппараты, кабель, электромоторы, электрооборудование). Он также организовал обмен: сахар, самый основной экспорт острова, на нефть, его самый основной импорт. Чтобы перерабатывать русскую сырую нефть, Че экспроприировал ведущие фабрики, принадлежавшие иностранным компаниям: Шель, Эссо и Тексако без возмещения убытков». Когда Соединенные Штаты резко отреагировали, прекратив импорт сахара, Че получил русский дивиденд: угрозу Хрущева послать ракеты на Соединенные Штаты, если они предпримут интервенцию на Кубу. Что позволяет Геваре называть Кубу: «Гордый остров посреди Карибского моря, защищенный ракетами самой крупной в истории военной державы. Где загорающие туристы и североамериканские деловые люди пьют дайкири у бассейнов и в отелях, в которых отдыхают крупные русские техники и невозмутимые красные китайцы».

Национализация нефтяных компаний, так же, как и принадлежащих Соединенным Штатам ценностей на острове, знаменует начало эскалации. Че подводит черту:

— Шестьдесят лет колонизации янки Кубы будет им стоить нескольких сот миллионов долларов. Это ровно столько, сколько они предложили испанцам в 1848 году, чтобы нас купить. С учетом курса инфляции им не на что жаловаться…

Сам Таймзаключает: «Фидель — сердце, душа, голос и бородатое лицо сегодняшней Кубы. Рауль Кастро — кулак, который держит кинжал Революции. Гевара — мозг. Он наиболее обаятельный и наиболее опасный член триумвирата. Зажигая улыбку, полную меланхолической нежности, которая вызывает замешательство женщин, Че ведет Кубу хладнокровно и расчетливо, с чрезвычайной компетенцией и чувством тонкого юмора».

Позиция кубинских руководителей полностью меняет отношение Вашингтона ко всем странам Латинской Америки. Эйзенхауэр отправляет в Буэнос-Айрес посла, облеченного властью оказывать экономическую помощь Аргентине, чтобы та не пошла по стопам Кубы. Эта программа помощи противниками Эйзенхауэра квалифицируется как «План Кастро», которые выступают против него. Вплоть до президента Бразилии Хоселино Кубичека, который берет ручку, чтобы написать ему: «Ваше превосходительство, Вы очень хорошо знаете, что слова не значат ничего для народов дремлющих регионов, где жизнь — это серия жертвоприношений, спокойствия

и смирения».

В Гаване Че встретился с Паулем Сьюци и Лео Губерманом, издателями североамериканского марксистского журнала Монтли Ревю, который опубликовал материал французского философа и экономиста Шарля Беттелайма, и он написал последнему, чтобы пригласить его приехать на Кубу. Директор высшей школы социальных наук с 1948 по 1983 год, Шарль Беттелайм выпустил книгу о советском планировании после своего визита в СССР в 1936 году. Книга уже тогда настаивала на отсутствии демократии в системе, которую он находит непроницаемой. Во время войны его брошюра «Немецкая экономика в период нацизма» продавалась из-под полы. С 1945 по 1951 год он руководил международным журналом, который служил трибуной марксистам всех стран. С 1953 по 1956 год он, по просьбе Неру, принимал участие в экономических разработках индийского правительства, и в 1962 году он опубликует «Независимую Индию». По совету Неру, Насер использует его знания с 1955 года. Затем Шарль Беттелайм отправляется в Мали, Гвинею, с 1958 по 1975 год — президент общества франко-китайской дружбы и будет работать с Чжоу Энлаем.

Когда Беттелайм прибывает на Кубу 2 сентября 1960 года, он обнаруживает, что деревянный язык, который в ходу в столицах Восточной Европы, не является таковым на Карибском острове. Интеллигент с искривленной стопой и живым взглядом наслаждается воздухом свободы, которым дышат на Кубе. Сначала он встречается с Режино Боти, премьер-министром финансов Революции, профессором экономики на факультете в Ориенте.

— Он ошибался, опираясь на чешских и русских экономистов. Я знаю слабость планирования в этих странах, — утверждает он сегодня.

Боти хотел, чтобы дальше прогрессировал размер повышения кубинской экономики. Однако последний уже достиг 6 % в год в 1959 и 1960 годах благодаря ударной политике, которая мобилизовала уже изношенные производительные силы и практически израсходовала возможности нового повышения.

— Кубинское правительство того времени не желало порывать с Соединенными Штатами, оно просто хотело отношений, базирующихся на обоюдном уважении. В 1960 году один факт все же меня шокировал: отсутствие какой-либо народной организации, позволяющей демократическое выражение нужд населения.

Через несколько дней среди ночи за директором высшей школы приезжает машина, чтобы отвезти в бюро Че к министру экономики.

— Он принял меня в большой, хорошо освещенной комнате. Его лицо было одновременно улыбающимся и серьезным. Мы говорили по-французски. Он развивал тему прогрессивной радикализации Революции, исходящей из тесных отношений повстанческой армии с крестьянами, рабочими, а также из конфликта, противопоставляющего кубинский народ североамериканскому империализму. Оригинальность кубинского пути была таковой, что не существовало ничего подобного в произведениях Маркса в обозначении «законов», по которым кубинская революция смогла бы спонтанно образовываться. Че говорил о «народном» характере власти, о слабости Революции: отсутствие организации, то, что герильеро должны были освободиться от привычек, полученных в бою, нехватка технической информации. Над всем этим главенствовала огромная уверенность в будущем, уверенность, что слабости будут преодолены благодаря воле всех и народному единению вокруг Фиделя.

Ранним утром парижский интеллигент покидает аргентинца несколько озадаченный:

— У меня были сомнения по поводу пути, который брала Кубинская революция. Я не верю в марксистские законы, которые могли бы вести руководителей страны без того, чтобы они знали их с самого начала.

12 октября Беттелайм получает письмо от Че, предупреждающее, что как только последний будет проезжать через Париж, он не преминет дать ему знать и что он надеется, что гаванская беседа будет иметь продолжение. Продолжая экзаменовать экономику Индии, Беттелайм в 1960 и 1961 годах занимается кубинской экономикой. Он утверждает, что партия в свою очередь понемногу входит в русло деревянного языка и систематического создания ячеек.