Чебурашка
Шрифт:
Я подхожу. Провожу кончиками пальцев по шее, по ключицам, по плечу. Веду пальцы вдоль руки. Она вздрагивает от моих прикосновений и легко передёргивает плечами. Неужели волнуется?
— Волнуешься? — спрашиваю я.
Она облизывает губы и молча кивает.
— Я… — говорит она и замолкает. — Я решила… В общем, хочу, чтобы ты был моим… ну, первым мужчиной…
Ого! Кто бы мог подумать! Неожиданно…
— Что? — тихо спрашивает она улавливая удивление в моём взгляде.
— А ты… Ты меня любишь, Вика?
Она снова передёргивает
— Ты хочешь устроить вечер вопросов и ответов? — спрашивает она.
— Нет, конечно, — качаю я головой. — Просто… Иди ко мне, милая…
Я привлекаю её к себе и обнимаю. Она немного дрожит и, кажется, действительно волнуется. Я кладу руку ей на шею. Хорошая, податливая, красивая, с тонким запахом с взволнованным дыханием… Настоящий подарок судьбы. Я прижимаю её и вдруг ясно и чётко понимаю, почему чувствую себя неуютно, и что это за кошки или мышки, скребущие на сердце…
— Знаешь, Вика, — тихо говорю я. — Ты мне очень нравишься. Правда. Ты и сама это знаешь, да и чувствуешь. Вот и прямо сейчас, чувствуешь?
Она кивает. Как не чувствовать-то? Я конкретно так упираюсь в неё тем, чего она хочет и боится.
— Но мы ничего с тобой не будем делать. Можем обняться, посидеть, поболтать, хлопнуть вина…
— Почему? — спрашивает она. — Я не понимаю…
— Потому что такая девушка, как ты…
— Какая такая? — чуть грубовато перебивает она.
— Такая красивая, такая привлекательная, желаемая и обожаемая многими. Вот какая. А такая девушка не должна трахаться без любви, только потому, что она решила, будто уже пришло время. Это никогда не поздно.
— Трахаться? — переспрашивает она, выбираясь из моих объятий.
— Ну, заниматься любовью, понимаешь? Любовью без любви.
Она пристально на меня смотрит.
— Ты сейчас серьёзно?
— Ага, — киваю я.
— Опять словечко стрёмное, — прикусывает она губу.
— Ага, — снова, киваю я. — С Новым Годом, Вик. Счастья тебе и любви. И, умоляю тебя, Цепа близко к себе не подпускай. Иначе всё закончится тем, что он заделает тебе бебика, а сам будет бегать за другими девками. Я серьёзно. Я знаю.
— Бебика? — поднимает она одну бровь.
— Ну, ляльку, — пожимаю я плечами. — Ты же поняла.
— Откуда ты такой взялся, Чебурашка?
— Из будущего, Вик, из будущего…
Я выхожу из квартиры, а она остаётся. Ухожу я не потому, что у неё ещё никогда никого не было, а потому, что действительно понимаю причину своего беспокойства. Это Катя. Я вдруг очень хочу её увидеть. Прямо сейчас. Ничего не говорить, а просто… Ну, в общем…
Я иду по вечернему городу, утопающему в снегу. Шагаю по новогодней сказке. Снег валит и валит, кружится в лучах фонарей, падает на лицо, тает и превращается в маленькие капельки воды.
Я захожу в Катькин двор и двигаю к её подъезду. Перед тем, как войти останавливаюсь и прислушиваюсь. До меня доносится лёгкий
— Привет, — говорю я, подходя ближе. — Можно с тобой покачаться?
— Садись, — великодушно разрешает Катька, и я вижу, как на её лице расплывается счастливая улыбка.
Утром меня будит телефонный звонок.
— Артём, привет, это Летунов.
Голос физрука я узнаю сразу.
— Здрасьте, Глеб Алексеевич.
— Ты спишь ещё что ли?
— Нет, — вру я, но голос у меня сонный.
— Давай, быстро умывайся и беги в школу, в спортзал. Разговор есть. Десять минут тебе, понял?
— Понял, — вздыхаю я. — Нет даже на каникулах покоя.
— Отставить разговорчики. Бегом!
Я умываюсь, быстро одеваюсь и лечу в школу. В каморке физрука меня дожидается Дмитрий Белобородов, начальник областного «Факела». Он был рефери и, собственно, судьёй моего боя с Цепом.
— Здравствуйте, — киваю я.
— Вот, Артём. Дмитрий Сергеевич хочет с тобой поговорить.
— Да, — кивает тот. — Но разговор у меня не слишком долгий. Простой и короткий. Ты знаешь, что такое «Факел»?
— Ну-у… — тяну я, припоминая, что о них знаю. — Военно-патриотический клуб, вроде.
— Вообще-то Всесоюзное Молодёжное Патриотическое Объединение. Я хочу, чтобы ты вступил к нам. Там много интересных людей. Боевые офицеры, ребята, опять же из школ и вузов, твои сверстники. У нас интересно и, главное, мы не просто так боевыми искусствами занимаемся, мы реальные вещи делаем для своей страны. Такие, что больше никто не может.
— У вас там спецназ что ли? — хмурюсь я. — Но я не планирую армии будущее посвящать.
— Неважно, у нас дело для всех найдётся. Если коротко, мы меняем будущее своей Родины.
Я усмехаюсь.
— Серьёзно? Тогда, возможно, стоит подумать. Но мне учиться-то осталось всего ничего, а потом я хочу в Москву ехать поступать.
— Ничего, в Москве у нас тоже есть отделение, да ещё и самое большое. Руководят всем, между прочим, наши земляки, Скачков и Брагин. А Брагин так вообще в твоей школе учился, вон Глеб Алексеевич его тренировал.
— Ну, это не совсем так… — качает головой физрук. — Тренировал Скачков, вообще-то. Он из «Динамо» к нам пришёл.
— Неважно. Помнишь ты Брагина?
— Ну, так… — пожимаю я плечами. — Он ведь года на три или четыре старше. Особо и не помню.
— Ничего, познакомишься. Приходи. Просто так, без обязательств. Посмотришь, что мы делаем, а там решишь.
— Ну, ладно, — соглашаюсь я. — Приду как-нибудь…
Я возвращаюсь домой, звоню Кате и еду с ней к дяде Вале. К нему пока нельзя, но передачку у нас забирает. Мандарины, конечно же. А ещё записку от Катьки и открытку от меня.