Чебуреки, или Похождения Линейкина-сына в калошах без зонтика
Шрифт:
— Беда у тебя?
Ромка пожал плечами, спрашивает:
— Что делаешь вечером?
— Буду дома… Придешь?
Ромка отрицательно покачал головой.
— Приходи в парк, когда стемнеет.
— В парк? Во сколько?
— Ну, в семь.
— Хорошо, — согласилась я, хотя знала, что отпроситься у бабушки в парк вечером почти невозможно.
Если бы была мама, она бы все, конечно, поняла. Но мама в Якутии, в экспедиции. А папы вообще нету. То есть был. Они с мамой разошлись характерами, а потом вообще разъехались, я еще малышкой была.
Я
Урок давно начался. Учительница строго посмотрела. Но промолчала. Он ведь Линейкин. И никто не засмеялся, только староста Макарова сделала заметочку в тетради против моей фамилии.
Весь день потом в голове у меня вертелась какая-то мелодия, и я ее напевала:
Когда в беде ваш дру-уг, В беду попа-али вы-ы…Это был старинный романс, который я сочинила сама.
Ему никто не мог помочь. Честное слово, началось с простой шутки, которую никто не понял, а теперь назад ходу нет. Что будет с мамой, что будет с отцом, — страшно подумать! Мама и так нервная. Будешь работать в универмаге, тоже будешь нервный, говорит она папе. Если Ромка нервный — это наследственное от универмага. Теперь весь город знает, что Линейкин чемпион, но никто не знает одной маленькой подробности…
Ромка пробежал по главной аллее между двух рядов портретов, заменявших зеленые насаждения. Вот скамейка, на которой они с Аленкой любили читать вдвоем одну книжку. Линейкин сел и решил серьезно думать, но начать думать не успел: прибежала запыхавшаяся Аленка.
Они сидели рядом и молчали. Люди всегда молчат, когда не о чем говорить или надо сказать много. Наконец Аленка заглянула Ромке в глаза.
Ромка вскочил со скамейки, схватил Аленку за руку и потащил по беговой дорожке.
— Ты что, сумасшедший?
— Молчи! — цыкнул Ромка. — Так надо.
Он остановился в чаще, на траве. Как раз там, где ходить и рвать запрещается. Присел на корточки.
— Что ты делаешь? — спрашивала ничего не понимающая, испуганная Аленка.
Ромка не отвечал. Он снимал калоши. Одну… Потом другую. Снял и приказал Аленке:
— Надевай!
— Зачем?! Они ж мне велики!..
— Надевай!!.
— Надевай!..
Аленка сунула туфельки в Ромкины калоши. Ромка опустился перед ней на колени и поднял пупырышки. Она всплеснула руками и вскрикнула: скамейка, дерево и палатка с газированной водой вдруг закачались под ней. Едва не потеряв равновесие, Аленка так подпрыгнула, что оказалась возле макушки молоденькой березки и от страху уцепилась за нее.
— Не хочу! — крикнула Аленка. — Что это?
— Молчи
— Ромочка, миленький! Сделай так, чтобы я упала на землю! Ну, пожалуйста! — шепнула сверху Аленка.
Ромка торжествовал. Он даже забыл про все свои тяжкие думы.
— Ладно! — снисходительно сказал он. И помог слезть с дерева.
Она поправила юбочку в мелкую складку, сняла калоши и долго разглядывала их. Глаза у нее блестели. Калоши обыкновенные, а как прыгают!
— Ты сам сделал? — спросила она восхищенно. — У них что, пружина?.. Переделай мне туфли на микропорке, ладно?
И вдруг Аленка вспомнила:
— Слуш-послуш, надо немедленно их отдать! Сейчас же!
— Отдать?! — и Ромка надел калоши. — Кому?
— А где ты их взял?
— Где взял? — Линейкин опять стал хмурым. — Мама купила.
— Где?
— В магазине! Да она и сама не знает, что они… прыгающие… Никто не знает. Просто повезло…
Она посмотрела на Ромку, она вдруг все, абсолютно все поняла. Как это сразу не сообразила? Не Ромка, с которым она дружит со второй четверти пятого класса, поссорилась и сегодня помирилась, — чемпион. Чемпионы — калоши!.. И не Линейкина нужно фотографировать для газеты, а калоши. Ромка просто-напросто обманул весь мир!
— Ромашка… — сказала она тихо. — Это же Чебуреки сделал калоши. Понимаешь? Че-бу-ре-ки! Ну, а дальше как? Что же делать?
— Чебуреки? Ну да? А хоть бы и Чебуреки… При чем тут он?! Завтра соревнования…
— И ты обманешь всех?
— Не понимаешь самых простых вещей! — раздраженно крикнул Ромка. — Все завертелось! Если даже я скажу правду, мне теперь некуда деться. Разве что утопиться… Или запрыгнуть на крышу, снять калоши и разбиться. А потом похороны. От школы принесут венок, и учителя будут плакать. А если никто не узнает, я буду чемпионом. Все мне будут завидовать. И по радио, и по телевизору — про Линейкина.
— Не говори чепухи! — твердо сказала Аленка. — Все-таки лучше объяснить все сейчас! Пока не поздно… Еще подумают, что калоши какие-нибудь шпионские…
— Ну, не могу я сейчас! — заорал Линейкин. — Не могу! Все говорят: Линейкин, Линейкин! Новый рекорд и все такое. Все: Алексей Алексеич, школа, учителя. Мама даже пирожных уже купила и спрятала в холодильник.
Аленка могла простить что угодно, только не ложь. Выходит, просто они с Ромкой люди совершенно разные.
— Как хочешь, — сказала Аленка. И повторила: — Как хочешь…
— Подумаешь, — сказал Линейкин. — Может, ты еще всем пойдешь расскажешь? Иди-иди! Да тебе никто не поверит! Потому что уже в газете писали, что я чемпион и у меня хорошая фактура. Поняла?
Аленка повернулась и пошла по дорожке. Линейкин не видел, что у нее на щеках блестели слезы.
Приключение девятое, в котором героя награждают дыркой от бублика