Чечения - битва за свободу
Шрифт:
Деятельность этих антинародных сил была достаточно активной. Были назначены новые сроки выборов (на ноябрь), создана параллельная Центральная избирательная комиссия, «отменены» все законодательные акты, принятые Временным Советом за подписью Х. Ахмадова. Возобновился и альтернативный митинг на площади Ленина. Хотя площадь и была переименована, народ не хотел связывать антинародный митинг с именем национального героя и поэтому называл её именем коммунистического вождя, за реанимацию идей которого, по сути, и стояли его участники. Кстати, многие не бескорыстно: приходя ежедневно, как на работу, к десяти часам утра, чтобы отстоять до сумерек.
Чем ближе мы подходили к выборам 27 октября 1991 года, тем ожесточённее становилось сопротивление пророссийских сил. Прибыла ещё одна делегация Москвы, возглавляемая депутатом Тимировым и при участии генпрокурора РСФСР Степанкова, состоящая из депутатов РСФСР и
Как мы и полагали, к назначенному времени, 10 часам утра, на подписание они (члены делегации во главе с Тимировым) не явились. Мы прождали до одиннадцати, а их не было. Однако мы получили неофициальное уведомление, что делегация находится в МВД ЧИР на совместном заседании с так называемым «Высшим Временным Советом», возглавляемым Бахмадовым. Оказалось, в ночном разговоре Москва категорически запретила подписывать выработанный документ. Тайно от ИК ОКЧН убыл в метрополию и генпрокурор Степанков: сбежал, что называется, и остался верен клеветнической традиции московских визитёров. Основная делегация так же почти скопировала манёвр генерального прокурора. Так закончился очередной контакт лидеров мятежной Чечении с метрополией.
Тем временем, внутренние силы противодействия за независимость наращивали сопротивление. Противостояние на двух площадях приобрело устойчивый характер. С площади Свободы люди на ночь не расходились, как с площади Ленина. Больше всех на ленинской площади склоняли Дудаева и Яндарбиева, с именами которых ассоциировались события, через имена персонифицировались действия ОКЧН и ВДП. Идеологическими рупорами коммунистического пророссийского митинга стали почти все издания (газеты) республики, кроме «Свободы». Тогда же, в основном, они перешли на московскую подкормку, которая затем переросла в щедрое финансирование через тайные спецслужбы России. Более или менее верными ИК ОКЧН оставались радио и часть телевидения. Мы трезво оценивали ситуацию и поэтому основной акцент в пропагандистской работе делали на непосредственные живые контакты с населением.
Практически ежедневно проходили встречи в сёлах. Люди активно приобщались к политическим процессам, твёрдо становились на сторону ОКЧН и ВДП, то есть независимости Чечении.
Вплоть до выборов Президента и Парламента мы, единомышленники, со своими друзьями и помощниками проводили интенсивную работу по поддержке кандидатуры Дудаева на пост президента. День и ночь со мной находились Мацаев Саид-Али, Ваха и Шайхи Ибрагимовы, Алу и Ваха, Саламу и другие, которые с доброй совестью посвятили свою энергию народному делу. Стабильно работал штаб ВДП, где трудились, в основном, старые партийцы — С. Нураев, М. Абубакаров, Ю. Гелагаев, З. Исаев, А. Ибаев, И. Абзотов и многие другие, которых, к сожалению, сегодня я не помню по фамилиям, но о которых будет написано в своё время, ибо без освещения их деятельности история нашей борьбы будет неполной. Были активны и не члены ВДП, которые внесли неоценимый вклад в дело независимости. Большинство народа на площади Свободы не принадлежало ни к какой политической организации. Они представляли народ. И это была основная сила и гарантия нашего успеха.
Чтобы внести ясность в понимание и толкование роли и места различных политических организаций в событиях тех дней, необходимо сказать, что помимо общественных организаций и партий, входящих в единый блок с ИК ОКЧН, абсолютно каждый независимый сторонник, даже самый беспомощный старик, физически неспособный выйти за порог своего дома, но в мыслях, молитвой и сердцем поддерживавший нашу борьбу, внесли свой вклад в общенародное дело. Это мне было понятно всегда и сейчас я стою на том.
Создание государства не было никогда и не может быть делом, привилегией отдельных политических партий и общественных структур, оно не может проходить по принципу разделения граждан на хороших и плохих. Это — кровное, святое дело всего народа. Разделение в такие моменты происходит чисто этно-политически и нет сил, которые сумели бы предотвратить такую градацию. Можно с болью воспринимать конкретную
Гражданская позиция многих людей, занимавшихся общественной деятельностью, не выдержала в те дни испытания на прочность. Патетические заявления некоторых писателей и иных представителей научно-творческой интеллигенции на поверку оказались пустой демагогией. Иначе как оценить писателя, который за всю свою жизнь не осмелился выйти на политический митинг за национальное освобождение, не сумел пересилить страх и за всё время функционирования площади Свободы, а на пророссийский митинг вышел и не простым участником: позволил имперской идеологии подпереть своим именем сотрясаемую народом крепостную стену.
Именно такими были мои ощущения, когда в середине октября я вдруг пришёл на альтернативный митинг на ленинской площади, чтобы воочию взглянуть на тех, кто ежеминутно склоняет и нас. Пришёл сказать им, что думаю по поводу их жалких потуг против воли народа. Пошёл я туда абсолютно сам, не сказав ни слова друзьям, которые не покидали меня ни на минуту. День был солнечный, тихий. И вдруг потянуло на ту площадь: может быть, они не понимают, что делают? Захотелось взглянуть им в глаза. Им, кто прикрывается демагогией и демократической фразеологией. Хотя бы взглядом нащупать в них нерв гражданской совести.
Двое писателей, один из которых ещё вчера был моим лучшим другом, за которого я, как говорится, стоял стеной, а другой — незаконно ставший редактором литературного журнала (за верную службу руководству ЧИАССР в период его бесславного финиша), стояли плечом к плечу, на платформе из кузова грузовика, где находились «отцы» антимитинга. Людей было немного, около тысячи человек. Я встал на расстоянии и прямо уставился им в глаза. Когда наши взгляды на мгновение встретились, оба они упёрлись в небо и таким образом выдержали паузу. «Идеологи» заметили присутствие оппонента. И не смогли скрыть своего внимания к нему. Мне было бесконечно жалко их, по малодушию продавших души свои…
И я прошёл к платформе, не сказав ни слова, поднялся к микрофонам, поздоровался с почётным президиумом из стариков, восседавшим там же на стульях. Говорил всего лишь минут пять. И ушёл. Когда я сходил с трибуны, бывший мой друг (первый из тех двоих) изъявил настоятельное желание поговорить со мной, что я отверг. На его попытку настоять на своём ответил, что я могу с ним говорить только в том случае, если он придёт на площадь Свободы.
Я уходил с площади Ленина на площадь Свободы и часть митинга двинулась следом, скандируя: «Нохчийчоь!» — лозунг площади Свободы. Так и пришли. Может, этот факт и послужил основной причиной неприязни, которую не в силах был скрыть ко мне «величайший из философов», как он себя именовал, в последующих публичных и телерадиовыступлениях и публикациях: кстати, разочаровавших в нём многих — и вовсе не за позицию, а за низкопробное содержание. Затем он скатился ещё ниже, став одним из организаторов кровопролития 31 марта 1992 года. А от второго я ничего другого и не ожидал: его поведение в 1979 году в деле «Пхьармат» и в последующем (с жульническим пролезанием в редакторы журнала) не давали основание думать, что он поступит иначе, хотя на телеэкране он регулярно учил и учит сегодня народ мудрости, стойкости, мужеству, духовности и патриотизму. С лёгкостью плевка он может писать и кричать: «Когда у тебя болит палец, у меня заболевает сердце» (в обращении к Чечении). Трудно, оказалось, для него и подобных ему принять сердечную боль той же самой Чечении — хотя бы на мизинец. И мы спрашиваем: «Где былая доблесть чеченцев? Когда она может быть лишь прямо пропорциональной доблести своих проповедников и лидеров?». Эти «ура-патриоты» есть объективное порождение русской политики, когда наш народ воспитывался на лицемерных проповедях и ложных примерах гражданственности, когда действия писателя, к примеру, по самообороне от политики великодержавного шовинизма, посредством оправдательных писаний, основной сутью которых являлась попытка доказать верность своего творчества интернационализму, партийности и так называемому «социалистическому реализму», воспринимались как мужество и патриотизм, а «страусиная поза» перед реальностями жизни выдавалась за мудрость.